Вперые опубликувано в журнале «ЧЕЛОВЕК, ЭВОЛЮЦИЯ, КОСМОС». N1, 1983. Журнал о современном человековедении. Основан в 1981 году ЛЮДМИЛОЙ ЖИВКОВОЙ. Международный редакционный совет. Главный редактор: проф. Димитр Филиппов.
Таню Колев
МОЖЕМ ЛИ МЫ ВЛОЖИТЬ В ИДЕЮ ЛИЧНОГО БЕССМЕРТИЯ НОВЫЙ СМЫСЛ?
«Если бы смерть была благом, боги не были бы бессмертными». САФО.
Идея о личном бессмертии возникла в глубокой древности. Позднее к ней неоднократно возвращались, – прежде всего, религия, а также философия, естествознание. Идею дискредитировали, и снова выдвигали. Необходимо ли возвращаться к ней после подробного критического анализа[1], проведенного, с диалектической материалистической точки зрения, не так давно? Да, необходимо, причем может быть уже не столько с негативной позиции, а скорее с целью сохранения некоторых положительных моментов идеи, которые могут оказаться полезными в будущем, при осмыслении определенных конкретных научных результатов.
Можно начать с наиболее общих концепций старения и смерти живых организмов. Объяснение природы этих явлений является фундаментальной задачей общей биологии и геронтологии. Существует внушительное число различных «теорий» старения и смерти, но фактически большинство из них имеет значение только для прослеживания исторического хода познаний в этой области. Они построены на ошибочной методологической основе, ставя частное, вторичное явление – в качестве первичного, общего, ведущего, и не объясняют общих закономерностей вышеуказанных явлений[2]. Широкое распространение и признание получил тезис, что процессы старения и смерти организмов целесообразные биологические явления, связанные с развитием видов[3]. Как указывает А. Б. Коган, одно из основных противоречий, возникающих при развитии жизни, заключается в разрыве между стабильностью форм саморегуляции живых систем и изменчивостью окружающей среды. При ограниченных ресурсах непосредственного окружения первым шагом эволюции неизбежно должно быть возникновение механизмов замены форм саморегуляции и самоограничения роста живых систем. Таким образом, непрерывный поток жизни преобразовался в разбросанные циклы. Имеется в виду возникновение «активного дополнительного регуляционного механизма, который на определенном этапе онтогенеза вступает в борьбу с механизмами, обеспечивающими жизнь, и прерывает ее течение»[4]. Таким образом, «старение и смерть представляют собой активные деструкционные функции организма, проявление биологической целесообразности для вида»[5]. Необходимо, однако, подчеркнуть, что жизнь несет смерть не в своей первичной сущности, а во вторичных законах эволюционного развития, при определенных условиях.
Естественно, что это представление о старении и смерти легло в основу критики религиозного бессмертия души, загробных миров и т. д., обосновывая тезис, что в старении и смерти нет ничего мистического и сверхъестественного. Как отмечает Джон Бернал, «сейчас мы должны принимать смерть не как мистическую судьбу, уготованную нам в качестве возмездия ревнивым богом, а, в сущности, как наследство, вытекающее из биохимических фактов и процессов»[6].., «как следствие того, что мы унаследовали тела, для которых смерть является нормальным завершением»[7]. Однако, некоторые авторы идут дальше и, увлеченные своим старанием до конца противостоять религиозным заблуждениям, ревностно убеждают, что если смерть биологически необходима, то она естественна и приемлема как для животных, так и для человека; что человек должен примириться с ней, и принять её, как неизбежность[8]. Это крайняя позиция, не отражающая верно положения дел, позиция не эвристическая, которая звучит неубедительно. Против нее можно привести ряд аргументов.
Во-первых, человек, разумеется, и биологический организм, но это – его не исчерпывает. Человек — это сложное интегральное образование, включающее в себя и биологическую, и социальную форму движения материи в определенной субординации. Соединение биологической и социальной форм движения у человека на индивидуальном и общественном уровне реализовано на базе и при гегемонии социальной формы движения[9]. Сразу же напрашивается вопрос — не вступают ли старение и смерть, являющиеся механизмами саморегуляции на уровне биологической формы движения, в противоречие с феноменами социальной формы движения? Не исчерпываются и не превращаются ли старение и смерть — в отношении человека в нецелесообразное явление для более высокой формы движения материи — социальной? Эту догадку нельзя отбросить просто так, ее необходимо подробно проверить, потому, что ряд проявлений подобной нецелесообразности налицо.
Во-вторых, «старение и смерть, несмотря на все увещевания и внушения религий, воспринимаются людьми как личная и общественная трагедия»[10]. Разумеется, есть и исключения: измученные тяжелой болезнью, или заточенные в темницы встречают смерть как спасение; очень старые люди, изолировавшиеся от общества, задолго до своей физической смерти — воспринимают её с безразличием и равнодушием; посвятившие свою жизнь какой-либо идее — спокойно и твердо; но, подавляющее большинство людей, – боится смерти, и стремится отсрочить фатальный конец! Люди, в отличие от всего растительного и животного мира, наделены способностью осознавать окружающую действительность и самих себя, у них развито самосознание (собственное «Я»), может быть, поэтому, они столь сильно реагируют на смерть. «Умереть – не страшно, страшно – не жить!» (Анри Барбюс). Люди боятся не процесса умирания, не боли и агонии, а того, что навсегда исчезнут из мира, что навеки угаснет огонек их «Я». Тяжело и безнадежно звучат стихотворения древних и современных поэтов, говорящих об обреченности индивидуального существования.
