Сегодня у читателей моего блога появилась уникальная возможность — познакомиться с рукописью Георгия Александровича Сомова «Сознание Материи и Материя Сознания» («Matter of Consciousness & Consciousness of Matter«), изданной с участием и в редакции Павла Георгиевича Сомова.
До сегодняшнего дня данная рукопись была опубликована только в виде электронной книги, предназначенной для чтения исключительно на специализированных устройствах или приложениях Kindle, выпускаемых компанией Amazon.
Хочу лично поблагодарить Павла Георгиевича Сомова за предоставление мне разрешения на публикацию выдержки из данной книги в моем блоге.
В своей рукописи Георгий Сомов попытался доступным практически любому читателю языком описать свое видение человеческого существа — «Человек — это сознание, одетое в тело.» Но, как он утверждает «Любому ясно, насколько это дохлое дело — пытаться описать в привычных, ранее известных тебе понятиях то, с чем прежде никогда не сталкивался.»
Почему же я считаю, что данный труд очень важен для современного человечества и просто обязан появиться в открытом доступе?
Потому, что данная рукопись представляет собою не некие «заумствования» или «заимствования», а представляет собою описание реального опыта автора в виде систематизированных (обобщенных, осознанных) им сведений о Мире (в наиболее широком смысле), так как он описывает исключительно то, что им самостоятельно ощущено («увидено», «услышано»…) в процессе своих экспериментов. А ведь именно такие сведения испокон веков считались истинным знанием.
Как это ему удалось? Георгий Сомов поясняет это следующим образом — «В редчайших, исключительных случаях удается ухватить Самадхи, минуя десятилетия упорного труда по овладению Хатха-Йоги и Раджа-Йоги». И что бы вы думали? У него «…получилось! Да как получилось-то — с ума сойти…»
Все, что зафиксировал Георгий Сомов в своей рукописи, представляет собою его попытку описать свои ощущения (сведения), полученные благодаря тому самому исключительному случаю! Он утверждает, что у человеческой Личности существует «возможность непосредственно наблюдать — при особых состояниях — части сознания, из которых состоит вся ее совокупность… видеть столь же отчетливо и ясно, как видишь вещественными глазами вещественные объекты. Именно так полтора месяца кряду видел я этот чертов “пузырек” пустоты…»
«…написанное, но никем не прочитанное слово, также как и произнесенное, но не услышанное — лишено ментальной энергии, как лишено оно и самой информации. Но всякий раз, когда оно кем-то осознается, слово обретает и присущую ему информацию, и связанную с ней часть живой энергии ментального сгустка, возникающего в сознании того, кто его прочел или услышал.»
Полную версию книги (Kindle Edition) можно приобрести на www.amazon.com © 2012 Pavel G. Somov, I-Catching Press, Kindle Edition.
Вместо Пролога
Книга публикуется на правах рукописи. Дело в том, что она не носит характера научной монографии, как не является и популяризацией результатов изучения природы сознания современной наукой: популяризировать, на взгляд авторов, пока просто нечего.
Жанр книги особый. Его своеобразие обусловлено самой целью, которую ставили перед собой авторы: донести до читателя неортодоксальность принципиально нового подхода к проблемам сознания. До любого читателя. Независимо от уровня его подготовленности. Только таким образом можно активизировать общественное мнение и тем самым расшевелить стоячее болото научного официоза.
Ради этого книга написана простым, доступным для всякого языком — в манере легкого семейного чтения; а в самом тексте сознательно опущены принятые в научном мире нормы критического анализа, выполнение которых резко увеличило бы объем рукописи, заодно сделав ее неудобоваримой для широкого читателя. Авторам* важно не то, как и чем обосновывают, скажем концепцию гравитонов, сами ученые, а то, как это выглядит с позиций обычного здравого смысла. А также то, что этот здравый смысл может предложить взамен. И дело читателя — чему отдать предпочтение. Не люди науки, а именно он, читатель, как раз и способен бросить камень в застоявшееся болото.
Причин же для этого у него будет достаточно. Ведь речь идет о таких жизненно важных для него вещах, как: личное бессмертие, развитие сил собственного разума, возможность совершать невозможное, новое оптимистичное мировоззрение наконец.
* Г. Сомов считал П. Сомова со-автором.
О Четырёхмерности Человека
В книге “Мозг, Разум и Поведение” (1988) известного американского нейробиолога Флойда Блума (a former editor-in-chief of Science and a past president of the American Association for the Advancement of Science) нет и намека на возможность новых подходов изучения природы и закономерностей человеческого сознания. Иначе говоря, и новая, специально созданная для исследования психики человека отрасль науки не отказалась от попыток “привязать” сознание к веществу мозга.
К примеру, в главе о памяти подобные попытки носят явный, ничем не прикрытый характер: тут и “активизация белкового синтеза”, и рост “аксонов”, и физическая перестройка “нервных сетей”, и обновления “нейронных карт внешнего мира”… Механизмы памяти нейробиология стремится отождествить с функциями, возникающими на основе тех или иных типов структурных перестроек мозга. То-есть, в конечном счете, с необратимыми изменениями его вещества.
Не остается также сомнений, что и исследования сущности сознания в целом, когда нейробиология достаточно широко поставит их на повестку дня, будут осуществляться все в том же, четко обозначившим себя направлении.
На наш взгляд, это неизбежно приведет к напрасной потери сил, средств и времени, а заодно и денег налогоплательщиков. Бессмысленно искать в веществе, каким бы оно не было сложным, то, чего там заведомо нет, да и быть не может. Вещество — лишь часть человека, причем далеко не самая существенная.
Человек — это сознание, одетое в тело.
И поскольку мысль не имеет координат в трехмерности вещественного мира, сознание не входит в число его объектов, существуя в протяженности четырехмерной материи, в которой и рассеяна протяженность трехмерная. Оба “пространства” взаимосвязаны между собой как на микро, так и на макроуровнях. Человек, будучи единством вещественного тела и материального сознания, проявляет таким образом свойства четырехмерного объекта, а заодно может служить одним из примеров подобной взаимосвязи.
Однако в силу консерватизма официальной науки, а также неполноты, узости самой логики, многие из нас до сих пор не готовы признать единую реальность двух типов бытия материи: вещества и сознания. Она искусственно и безосновательно, так как никаких научных исследований на сей счет никогда не проводилось, разодрана на две неравноценные части: объективную и субъективную действительность. Второсортность последней не только глубоко оскорбительна для человека, но и грубо искажает его представления о мире, в котором он живет, и своей роли в нем.
Пыль на дороге обладает, в наших глазах, подлинностью существования, а единственной в природе творческой и творящей силе — Сознанию, изменившему лик целой планеты, прорвавшемуся с теми же целями в космос, приписано, нами же, существование идеальное, мнимое. Существование в виде функции вещества, посредством которой оно же, вещество, отражается, причем нигде больше, как опять же — в веществе и для вещества!
Все это не просто нелепо; это — опасно и в конечном счете гибельно для человечества. А вдобавок, еще и неумно…
Сознанию, преобразующему и организующему изрядный ломоть Солнечной системы, отказано в объективном существовании только потому, что традиционная наука, не зная, как к нему подступиться, не создав соответствующего научного инструментария, не спешит исправить собственные промахи, преодолеть возникшие трудности.
Более того, не делается даже самого малого, чему ничто не мешает, кроме ничем не подкрепленной предвзятости, укоренившейся на чисто эмоциональной основе. Концепция объективной реальности сознания не заложена в планы научных исследований хотя бы в качестве рабочей гипотезы. Видимо, сочтя за лучшее оставить все как есть, официальная наука в лице нейробиологии и смежных с ней дисциплин упрямо топчется на месте, безуспешно пытаясь обнаружить сознание в функциях жизнедеятельности вещественных структур мозга, отметая с порога саму возможность альтернативного поиска.
Беспринципность подобной “принципиальной” позиции исчерпывающе выражена Блумом и его соавторами следующим образом: “Если будут изобретены такие методы и представлены такие данные, которые убедительно покажут, что духовная деятельность возможна и без человеческого мозга, значит — так тому и быть”.
Уместно спросить: кем “будут изобретены”? Экстрасенсами? Йогами? Просто дилетантами?
Но тогда зачем сама наука? Неужели только для того, чтобы именно ей были затем “представлены такие данные”, а она бы снисходительно кивнула: “значит — так тому и быть”?..
Да и какие “данные” нужны для того, чтобы параллельно с одним направлением научных исследований открыть другое, альтернативное, если первое, судя по результатам, не сулит успехов в обозримом будущем, а второе напрашивается само собой благодаря своей самоочевидности?
Разумеется, человеческий мозг принимает участие в выработке сознания, но это, отнюдь, не причина, чтобы выдворять само сознание из действительности объективной в действительность субъективную, существующую только как некие миражи, каким-то никому не понятным образом отражающие в себе и процессы жизнедеятельности самого мозга, и события во внешней по отношению к нему среде. Причем, в отличие от природных, миражи эти не имеют ни собственного субстрата, ни “места”, где могли бы разворачиваться.
А между тем, мозг, как бы он не был высокоорганизован и сложен, способен лишь перерабатывать сигналы, поступающие в него извне, и посылать ответные импульсы в нервную сеть организма. Способности, мягко говоря, явно недостаточные, чтобы объяснить ими не только творческую неисчерпаемость человеческого сознания, но даже такие рутинные вещи, как, скажем, выбор цвета губной помады.
Стоит только представить себе человека, ломающего голову над проблемами тензорного исчисления или болевыми точками квантовой термодинамики, чтобы понять, что напряженность его ищущей мысли, конфликты и борьба идей, вспышки озарений и наитий просто не могут быть обусловлены никакими сигналами, поступающими в его мозг от настольной лампы или перистальтики слепой кишки…
Ведь идеи, возникающие в результате мышления, особенно абстрактного, принципиально не могут быть связаны с какими-либо вещественными раздражителями, которые мог бы переработать мозг, получив их в виде биоэлектрических зарядов от органов чувств. И уж одно только это могло бы однозначно свидетельствовать о возможности “духовной деятельности” без участия человеческого мозга. Но тогда бы пришлось признать автономность от вещества мозга, по крайней мере, хотя бы одного из аспектов сознания — абстрактного мышления, о чем официальная наука и слышать не хочет.
Она требует доказательств, вместо того чтоб искать их.
Однако сама у себя доказательств не требует, когда пытается отождествить, скажем, ту же абстрактную мысль или идею с некими функциями, возникающими в процессе жизнедеятельности мозга. Что это за функции и какова их природа, никому неизвестно. Однако абсолютно ясно, что выбор здесь жестко ограничен дилеммой: либо сознание материально, либо нематериально. Третьего просто не дано.
Разумеется, воззрения любых течений идеализма, никогда и ничем не подтверждавшиеся на практике, современную науку устроить никак не могут. Времена диспутов по поводу онтологических вопросов типа, что первично — материя или сознание, по-счастью, безвозвратно прошли. Однако и в материальности мозга наука не находит ничего, кроме самого вещества и продуцируемых им биотоков. Они-то, за неимением лучшего, в основном и исследуются нейрофизиологией в надежде отождествить их с теми самыми функциями, которые каким-то образом должны будут объективировать в себе человеческое сознание, включая и любую мысль или идею, будь они хоть стократ абстрактны. Невозможность же подложить под них хоть какие-то сенсорные сигналы — единственное сырье, которое способен перерабатывать мозг, можно, в конце-концов, временно вынести за скобки. Главное, не сходить с единственно плодотворной почвы материализма…
И это в самом деле главное.
Тут мы всецело согласны с нейробиологами и нейроанатомами. Мы лишь не согласны отодвигать в неопределенное будущее те фундаментальные вопросы, касающиеся природы и сущности сознания, на которые, на наш взгляд, не только необходимо, но и можно частично ответить уже сегодня.
Дело в том, что наше понимание материального несколько отличается от принятого в официальной науке и не зависит лишь от того — отклоняет или не отклоняет “нечто” стрелки приборов; приборы совершенствуются, и, что сегодня не по силам одним, завтра с этим справятся другие. Ведь и примитивный вольтметр сконструирован не во времена Римской империи, хотя грозы гремели и над головами ее цезарей…
Мы понимаем под материализмом всю совокупность объективных реалий нашего мира, включая, естественно, и материальную основу одной из главных его реалий — сознания. И с этих позиций, к примеру, та же “центральная догма” нейробиологии, на наш взгляд, лишь своеобразная дань инертности и консерватизму, присущих традиционной науке с ее приверженностью количественным методам и приоритету вещества над другими способами самопроявления материи. Приоритету, благодаря которому сознание низведено до некой идеальной или субъективной действительности.
Прежде всего давно бы пора понять, что в единстве Вселенной нет и не может быть двух действительностей: объективной и субъективной. Как не может быть трех, семи или трехсот…
Действительность — потому и действительность, что одна, что всюду и для всего действительна, что никому не дано ее отменить, разъединить или заменить чем-то другим, так как это другое уже не будет действительностью, не может ею быть, а значит, находясь вне действительности, не находится нигде, то-есть не существует и существовать принципиально не может.
Все это настолько очевидно, настолько прозрачно ясно, что и писать-то неловко. Будто слепому объяснять, что — слеп…
Иное дело, что действительность бесконечно разнообразна в своих проявлениях. Но и во всем этом своем разнообразии она неизменно проявляется как действительность же; и никак иначе проявляться просто не может.
И только потому, что некоторые формы проявления действительности столь разительно несхожи на наш взгляд, мы, подменяя понятия, говорим о них, этих несхожих между собой формах, как о разных действительностях. Не проще ли, вместо подмены понятий, изменить собственные взгляды, приведя их в соответствие с действительностью, чем вступать с ней в противоречия и, тем самым, попросту выпадать из нее. Ее-то вздорность наших взглядов никак не касается: как была действительностью, так действительностью и останется. А вот нам от нее деться некуда: выпадать из нее можно лишь в никуда…
Иллюзия двух действительностей возникла из-за неполноты наших органов чувств.
Будучи вещественными, они, в силу этого, способны различать только одну из форм действительности — вещественную же. Мысль, эмоция, сознание вообще — ими невидимы, неосязаемы, неслышимы, неощущаемы, а потому их, для органов чувств, просто-напросто нет.
Правда, есть еще один орган — мозг. Он все перечисленное “ощущает”, но также, как и органы чувств, не видит, не слышит, не осязает — ни мысль, ни эмоцию, ни само сознание. Да вдобавок еще “знает”, что то, что он “ощущает”, не ощущает, кроме него самого, больше никто. А вот то, что видят, слышат, осязают органы чувств, — видят, слышат, осязают все.
На таких вот примерно “основаниях” и сложилось до нелепости примитивное представление, будто первое — это субъективная действительность, то-есть урезанная, ущербная, существующая лишь для того, кто ею обладает; а второе — объективная действительность, то-есть подлинная, истинная, одна для всех.
А в итоге, каждый из нас, помимо общей для всех действительности, обзавелся впридачу и своей собственной. Пусть маленькой, пусть идеальной, пусть недействительной для всех остальных, но — собственной! Хочу: расскажу о ней кому-нибудь; не хочу — один буду пользоваться…
Одна-единственная действительность на всю необъятную Вселенную, и четыре с лишком миллиардов добавочных — специально для матушки-Земли! Вот уж повезло, так повезло…
На деле же все это, естественно, бред. Мания величия Хомо-Сапиенса.
На деле материя не трехмерна, как наши органы чувств, а четырехмерна. И единственная ее, обязательная для всего и всех действительность проявляется в двух основных формах: вещества и сознания.
А поскольку пространство — не место для чего-то, а протяженность этого чего-то, постольку протяженность четырехмерной материи включает в себя, как целое часть, протяженность трехмерного вещества. Или, иначе говоря, вещество существует в трехмерном пространстве, а сознание — в четырехмерном.
Человек же, объединяя в себе и вещество и сознание, живет таким образом в обоих пространствах сразу, как четырехмерный объект. И пусть он хоть сто раз шедевр и венец Природы, никакой добавочной, сугубо личной действительности у него в загашнике нет и не может быть; действительность, как и для всего сущего в этом мире, у него — одна; только проявляется она в нем, поскольку он четырехмерный объект, в двух разительно несхожих, на его взгляд, формах — в форме трехмерно-вещественного тела и в форме четырехмерно-материального сознания. Сам же он изнутри трехмерности собственного вещественного тела четырехмерность собственного же сознания “видеть” не может — собственного, и всех прочих. Как не может “видеть” и самого себя целиком, полностью, видя себя лишь как часть собственной четырехмерности — в той ее объеме, в котором объективировано трехмерно-вещественное тело. Не видя же полностью себя, не видит, естественно, также и других. Хотя взаимодействовать, общаться между собой эти “невидимки” способны не хуже, чем видимые части — вещественные тела людей.
Таким образом человек, как четырехмерный объект, не обладает в трехмерном пространстве полнотой формы — она лишь начинается в нем, а завершается в четырехмерности. И пресловутая “субъективная” действительность его внутреннего мира, как завершение этой самой формы, есть часть обычной, одной на всех действительности, одинаково объективной, как в трехмерности, так и четырехмерности. Поэтому, когда мы смотримся в зеркало, не худо помнить о том, что оно не в состоянии показать нам, возможно, лучшую часть нашей четырехмерной внешности. Ведь не видим же, скажем, мы без специальной аппаратуры собственной, продолжающей наше тело, ауры. А аппаратуру для просмотра четырехмерности вообще пока не придумали…
Вот, собственно, и вся действительная подоплека многовековой иллюзии разделения единой действительности на две части: субъективную и объективную. А одно, да еще столь фундаментальное, заблуждение ведет, как водится, к целому вороху других. В том числе, и к полному непониманию природы сознания, когда, отрицая его объективную действительность, его материальную реальность, пытаются свести его к функциям вещества мозга. Когда безапелляционно и без всяких научно подтвержденных фактов утверждают, что сознание не способно существовать в отрыве от вещества мозга…
[…]
Давно пора допустить, хотя бы, в качестве рабочей гипотезы, что сознание — особый тип бытия материи, не имеющий ничего (или крайне мало) общего с другим ее типом бытия — веществом.
Однако сознание хотя и не вещественно, но, будучи частью общей реальности Вселенной, неизбежно связано с веществом — воздействуя на него также, как и оно воздействует на него. Мозг, повторим еще раз, бесспорно, принимает участие в выработке сознания; но отождествлять эту его работу с самим сознанием столь же нелепо, как, скажем, топор со срубленным деревом…
Роль мозга двойственна: он поставляет из внешнего мира сырье, необходимое для жизнедеятельности сознания, а также служит тем звеном, через которое сознание воздействует на различные системы тела и управляет им; во всем остальном, в частности — в процессах мышления, мозг не принимает никакого, сколько-нибудь существенного участия.
Сознание, вырабатываемое при участии мозга, начинает жить своей жизнью, развиваясь и самообогащаясь за счет собственной внутренней активности, творческой силы мысли. Не будь этого, нельзя объяснить не только ту мизерную часть упоминавшихся выше возможностей человеческого сознания, но сам человек, вместо того чтобы обладать свободой воли и индивидуальностью Личности, был бы просто биологическим роботом.
Ведь если, в порядке мысленного эксперимента, предельно оголить проблему и, не отвлекаясь на детали, остаться с глазу на глаз с самой ее сутью, станет очевидным, что тело для человека вторично, а главное, доминирующее в нем — его внутреннее Я, его Личность, то-есть все то же сознание.
Тело — лишь посредник, некий многоцелевой инструмент, с помощью которого Личность реализует себя в окружающем мире. Все, что делает тело, оно делает не для себя и не по собственной воле, а для Личности и под ее контролем. Наслаждается — сексом ли, пищей ли — не тело, а Личность. Собирает информацию не тело, а Личность, используя органы чувств своего телесного “инструмента-посредника”. Совершает поступки не тело, а Личность, отдавая через мозг приказы. Живет, наконец, не тело, а все та же Личность.
У тела собственная “жизнь” — жизнь клеток его тканей; лейкоцитов, охотящихся в потоке крови за бактериями и микробами; сообществ клеток мозга, обменивающихся между собой биотоками; и вся эта россыпь жизней, зависимых друг от друга и взаимодействующих друг с другом, имеет для Личности лишь косвенное, чисто потребительское значение — в порядке или не в порядке ее многоцелевой “инструмент”, можно ли им продолжать пользоваться на всю катушку? Ради этого она и бережет тело, чинит его, холит и лелеет… Собственная же жизнь Личности, то-есть подлинная жизнь человека, это жизнь единства совокупности образующего ее сознания.
Конечно, болезнь или травмы тела вынуждают Личность страдать. Но болит не печень или зуб: тело не осознает боль и, значит, не способно ее испытывать; оно полностью и целиком бесчувственно, включая и мозг, который вообще лишен болевых рецепторов и не способен ничего ощутить, даже если перемешивать его столовой ложкой; мозг лишь перерабатывает болевые сигналы в компоненты сознания, включающиеся в общую его совокупность, то-есть ту же Личность, и лишь она оказывается крайней, воспринимая боль, лишь от нее зависит, как к этому отнестись. Она может преодолеть боль, и рука, сунутая в пламя, там и останется. А может и не преодолеть, и тогда муки сознания заставят тело кричать и корчиться; но и крики и корчи — лишь следствие внутренних состояний Личности, телесное их проявление. Боль, как и многое другое, это неизбежные издержки связи невещественной (но материальной) Личности с вещественным миром через вещественное тело, которым распоряжается не только она, но и обстоятельства от нее независящие. Воспринимая информацию из внешней среды, включая сюда и собственное тело, Личность получает весь ее поток, сортировать который удается далеко не всегда и далеко не в полной мере. И все же телесная жизнь, точнее лишь некоторые, немногие ее аспекты — лишь часть жизни Личности; причем часть — в принципе! — малосущественная, выпадающая из основного русла. Основная же ткань ее жизни сплетается из событий, участниками которых являются “единицы” сознания (мысли и эмоции), их группы и ансамбли; именно эти события и формируют неповторимую индивидуальность Личности…
И наконец, последнее. Могут возразить, что без тела нет и самой Личности. Что ж, это верно. Но лишь в той части, когда Личность проявляет себя через тело в трехмерно-вещественном мире, когда она накапливает себя поступающей из него информацией. Однако с разрушением тела сама Личность не разрушается, а лишь утрачивает прямую, опосредованную через тело связь с трехмерно-вещественным миром. Сама же остается там, где была и при жизни тела — в протяженности (” пространстве”) четырехмерной материи. То-есть там, где единая для всего и всех действительность проявляет себя не в форме вещества, а в форме сознания. Или, лучше сказать, обнаруживает себя не в формах вещества, а в формах сознания.
Возможно, все это, на первый взгляд, может показаться несколько странным либо сильно преувеличенным. А для кого-то и попросту неприемлемым. Человек настолько привыкает к своему телу, что нередко отождествляет себя с ним. Личность же, сознание, как бы отходят на задний план, оставляя за собой роль ненавязчивого обслуживания “потребностей” и “желаний” тела. Но все это чистой воды иллюзия. У тела нет ни желаний, ни потребностей; они есть только у Личности.
Приоритет сознания над телом в четырехмерном объекте “Человек” всегда однозначен и не знает исключений. Это очевидно для всякого, кто об этом всерьез задумывался.
Будь это иначе, человек, повторю, превратился бы в биологического робота, полностью детерминированного физико-химическими процессами органического вещества, из которого он состоит. Именно так его, вольно или невольно, и представляют себе нейробиологи, сводя сознание к свойствам и функциям вещества мозга.
Конечно, сознание тесно связано с мозгом, взаимодействует с ним, но — вместе с тем — не тождественно его функциям и свойствам, не исчерпывается ими, а, будучи особой формой бытия материи, обладает собственным, автономным от него, физическим субстратом, как и собственной же формой в четырехмерной протяженности Вселенной.
Да и вообще, никакая функция, если она не абстракция, а реальность, не способна существовать сама по себе, в отрыве от физического субстрата.
Тот же Флойд Блум, считающий, что придерживается “крайне материалистических формулировок”, говоря о “центральной догме” нейробиологии, пишет в своей книге: “сознание” возникает в результате совместных действий множества клеток мозга, так же как пищеварение есть результат совместных действий клеток пищеварительного тракта”.
Общий смысл высказывания, вряд ли, кто-либо возьмется оспаривать. Как и его материалистичность. Сознание, действительно, возникает при участии работы вещества мозга; любой иной взгляд на суть проблемы был бы попросту ненаучен.
Но есть одна внешне малоприметная деталь, которая, хотя того и не желал автор, ставит все с ног на голову, превращая заодно материалистический подход к делу в откровенный идеализм.
Пищеварение действительно — функция клеток пищеварительного тракта. Но что она собой представляет не на словах, а конкретно?
Пищеварение — это процесс изменения состава пищи до того состояния, в котором она может быть усвоена организмом. Субстратами его являются сама пища, на всех стадиях ее химической переработки, и различные выделения переваривающих клеток. То-есть, различные виды вещества. И сама функция, само пищеварение от начала до конца — вещественны. То-есть, имеют свой субстрат.
Но когда, по аналогии, происходит перенос понятия функции от пищеварительного тракта на мозг, автор выхолащивает из понятия конкретно-вещественное содержание, подменяя его идеальностью голой абстракции. Чистого пищеварения, как функции пищеварительного тракта, в объективной действительности не существует. Эта функция появляется только вместе с переваривающим и перевариваемым веществом.
В случае же с мозгом понятие функции идеализируется, отрывается от субстрата.
Поскольку, сознание не материально и, следовательно, лишено какого-либо субстрата, мозг, согласно формулировке Флойда, вынужден “переваривать” неизвестно что и неизвестно во что. Таким образом, функция мозга, в отличие от функции пищеварительного тракта, повисает в воздухе. А точнее, в вакууме идеализма. И совокупность клеток мозга совершает не “совместные действия”, а занята переливанием из пустого в порожнее…
Причем, подмена понятий здесь далеко не случайна. И перефразировать мысль Блум не смог бы, как не старался.
Подмена запрограммирована принципиально неустранимым противоречием самой “центральной догмы” нейробиологии. Вещество мозга вещественно, а сознание невещественно; значит, и “переваривать” клеткам мозга просто-напросто нечего. Вот и приходится отождествлять сознание с оторванной от субстрата абстрактно-идеальной функцией…
Выход из тупика, вроде бы, есть. И нейробиология о нем прекрасно знает. Подлинной, а не вымышленной абстрактной, функцией мозга является “переваривание” (обработка) биотоков; биотоки и есть ее физический субстрат. Однако отождествить их с сознанием нейробиология не решается: и неубедительно, и слишком прямолинейно. А главное, мало что даст. Если даст вообще…
Именно поэтому даже само слово “сознание” берется Блумом в кавычки. Нейробиология, не желая связываться с “нематериальной и таинственной областью, называемой “сознанием”, снисходительно и не без иронии давно списала его в архив чисто философских категорий.
Списать списала, но от неразрешимого противоречия в собственной “центральной догме” отделаться так и не смогла. Ведь как не крутись, а Индивидуальное Сознание человека, его Личность есть сама собой разумеющаяся, не вызывающая у большинства людей никаких сомнений ОБЪЕКТИВНАЯ реальность, неотъемлемо присущая любому человеку, как субъекту.
Отсюда и кавычки.
Отсюда и косноязычие самой “центральной догмы” нейробиологии, пытающейся избежать необходимость называть вещи своими именами.
Вот как она изложена в книге Флойда Блума и его соавторов:
“Все основано на предположении, что все нормальные функции здорового мозга и все их патологические нарушения, какими бы сложными они ни были, можно в конечном счете объяснить исходя из свойств основных структурных компонентов мозга.”
Ну а мы, напротив, возьмем на себя смелость предположить, что на подобной основе некоторые функции мозга, и нормальные и патологические, объяснить со временем, безусловно, удастся, а вот природу и закономерности сознания — столь же безусловно, нет. Ведь сознанием, особенно если его раскавычить, здесь, попросту говоря, даже и не пахнет…
А заодно рискнем попытаться обнаружить его не только в субъективной, но и объективной действительности, взяв, словом, на себя дерзость сделать первые скромные шаги в этом весьма актуальном и перспективном, на наш взгляд, направлении. Для чего, видимо, уместно уже здесь четко обозначить центральную догму или, пожалуй лучше сказать, базовую аксиому, на которую оно будет опираться в дальнейшем.
Во времена Эвклида под аксиомой разумели такое утверждение, истинность которого самоочевидна и не только не требует доказательств, но и не может быть доказана. Однако времена меняются. Наука рассматривает теперь аксиомы, как набор любых положений, на базе которых может быть построена внутренне непротиворечивая теория. А самоочевидны они или нет — никого больше не интересует.
Что ж, возможно, это шаг вперед, снимающий переставшие удовлетворять науку ограничения.
Но стоит ли всякий раз выплескивать c водой и самого ребенка? Какой смысл отказываться от самоочевидности и в тех случаях, когда, скажем, в отличие от квантовой физики, она не ушла в подполье микромира, а сама напрашивается на глаза?
Разве не самоочевидна, к примеру, заведомая несостоятельность любого проекта пресловутого перпетуум-мобиле, что и дает право складывать очередные прожекты в корзину, даже не рассматривая их. Выгода налицо: нет нужды тратить попусту ни деньги, ни силы…
Ну а кто способен всерьез представить себе такой чудо-агрегат, который бы из объективного нечто создавал объективное ничто? Перерабатывал бы существующее действительно в существующее субъективно — то-есть, в действительности несуществующее? И как иначе, если не попыткой создать вариант “перпетуум-мобиле”, можно назвать то же утверждение нейробиологов, что “сознание” возникает в результате совместных действий множества клеток мозга”? Разве не самоочевидно, что никакие “совместные действия” вещества клеток мозга принципиально не способны создать нечто невещественное, вроде, скажем, идей Римановской геометрии или Эйнштейновского континуума пространства-времени?
Во всяком случае, мы считаем, что не стоит спешить, огульно списывая в архив понятие самоочевидности, по крайней мере там, где роль этого инструмента познания далеко не утратила своего значения. И исследования природы сознания, на наш взгляд, как раз одна из таких областей.
Итак, центральная аксиома нашей “Общей Tеории Cознания”:
Сознание — объективная действительность, имеющая своим субстратом не трехмерное вещество, а четырехмерную материю.
Не станем сейчас настаивать на ее самоочевидности. А лишь скажем, что на основе именно этого положения авторы надеются развить и обосновать внутренне непротиворечивую теорию природы сознания. Причем непременно используя понятие самоочевидности всюду, где это будет уместно и возможно.
Изнанка Чуда
Любой из нас способен на гораздо большее, чем ему кажется. В том, что мы называем чудом, нет ничего таинственного и загадочного. Мир Природы — это мир реальностей. И любое событие в нем не более таинственно и загадочно, чем окурок на тротуаре.
Что мы, собственно, подразумеваем, когда говорим, что произошло чудо? Да ничего, кроме того, что невозможное вдруг стало возможным. А откуда мы знаем: что возможно и что невозможно? В принципе, ниоткуда. Господь-Бог с нами на этот счет не беседовал. Просто нам кажется, что и сами мы не лыком шиты. Ну там — логика, здравый смысл, жизненный опыт, наука наконец… Все правильно. На подобных вещах в общем-то и основан тип традиционного мышления, которым люди издавна и, надо признать, небезуспешно пользуются. Только вот пригодно оно далеко не всегда. И безапелляционность нашего приговора “Невозможно!” — Природа, сплошь и рядом, отказывается исполнять…
К примеру, многие убеждены, что и пространство и любой объект в нем — трехмерны, и что никакое четвертое измерение невозможно, потому что для него просто нет места. Покажи таким людям что-нибудь четырехмерное, не поверят. Потому что, с точки зрения традиционного мышления, это было бы чудом, а чудес традиционное мышление не допускает. И правильно делает.
Однако сам человек — четырехмерен.
Тело его трехмерно. А сознание, не имеющее ни длины, ни ширины, ни высоты, представляет собой четвертое измерение. Отчего, кстати, Личность, будучи ни чем иным, как Индивидуальным Сознанием человека, неуничтожима и бессмертна. По крайней мере, в этом мире. Где она, выпадая из его трехмерности, не имеет в нем, следовательно, и координат. Ну а как, спрашивается, и чем можно уничтожить то, во что нельзя ткнуть ни пальцем, ни вилкой, ни вирусом спида?
Так что хороним-то мы не людей, а лишь их телесные оболочки.
Речь, отнюдь, не о религии с ее понятием “души”. Религия требует веры, а ею обладают немногие. Зато сознанием обладают все, и никакой веры здесь не надобно, так как сознание человека — такая же реальность, как и его тело.
Итак, человек, как единство сознания и тела, объект четырехмерный; со всеми вытекающими из этого последствиями. И нет тут никакого чуда, если смотреть на вещи с позиций иного типа мышления, а не общепринятого традиционного.
Штука в том, что резервные мощности человека — вовсе не в тех семидесяти-восьмидесяти процентах незадействованных клеток нашего серого вещества. Мозг лишь участвует в выработке сознания, но, помимо этого, не имеет с ним ничего общего. Вроде, скажем, мясорубки и провернутого с ее помощью фарша: к столу-то мы подаем не железо, а биточки из мяса. Так и мысли наши, и эмоции наши, составляющие в своей динамической совокупности наше внутреннее Я, нашу неповторимую в своей индивидуальности Личность, практически полностью автономны от мозга, хотя и взаимодействуют с ним, а через него — с телом. Автономна, следовательно, от вещества мозга и сама жизнь сознания, его деятельность, его работа. Однажды возникшие с помощью мозга мысли живут затем сами по себе, своей собственной жизнью; объединяются в связки и цепочки новых идей, не имеющих к веществу и структурам мозга уже вовсе никакого касательства. Вот именно в этой-то самостоятельной работе сознания, которая далеко не исчерпывается привычным традиционном типом мышления, и скрываются его основные резервные мощности. Один из подобных резервов здесь назван (чисто условно, разумеется) боковым типом мышления. Или просто: боковым мышлением.
О сущности и “механизмах” бокового мышления речь пойдет в своем месте. Здесь же следует упомянуть лишь две вещи. Во-первых, оно, как правило, имеет дело с проблемами, которые кажутся неразрешимыми, если их рассматривать в русле традиционного типа мышления. А во-вторых, именно оно, являясь одним из следствий выдвинутых в рукописи концепций, обозначило их жизненность, дав первые практические результаты.
Ну, к примеру, на вопрос: можно ли вводить в сознание информацию вне механизмов памяти, или, проще говоря, запоминать не запоминая, ответ ясен наперед — исключено. А то и не столь вежливо: бред, чушь собачья!
Жаль, конечно, но в науке, в отличие от природы человека, приоритет вещества в Природе остается по-прежнему незыблемым и безоговорочным. Через его особенности и закономерности стремятся понять и объяснить буквально все. Даже такие, казалось бы, абсолютно несопоставимые с ним вещи, как живая, своенравная, часто совершенно непредсказуемая память человека, когда он, к примеру, вспоминая телефон приятеля, неожиданно, что называется ни к селу ни к городу, вспоминает крашеные волосы своей первой любовницы…
Ну при чем, спрашивается, здесь какое-то вещество? Пусть хоть и серое — то, которое с извилинами…
Однако и человеческую память упорно ищут именно там. Больше негде…
И действительно. В рамках традиционного типа мышления исключена сама возможность серьезного обсуждения альтернативы: вопрос бессмыслен, а потому и ответ на него однозначен — невозможно, и все тут. Не о чем говорить, мол…
Однако оказалось, что — возможно. Причем не только возможно, а и доступно практически любому человеку.
[…]
Итак отправимся в путь — за изнанкой “чуда”…
Путешествуя внутри привычного нам трехмерного пространства, мы как-то забываем, что способны путешествовать и время от времени путешествуем внутри четвертого его измерения — по долинам и взгорьям собственного Сознания. Правда, мы, особо не задумываясь, называем подобные путешествия памятью. Или воображением, если дело касается будущего. Кстати, воображение — та же память, только направленная в противоположную сторону.
Однако никто в мире до сих пор толком не знает, что такое память. А следовательно, никто не может и поручиться, что она вообще существует.
Наука без особой уверенности говорит что-то о следах наших мыслей и эмоций, каким-то образом зафиксированных в веществе нашего мозга. Но что собой представляют эти следы, как именно зафиксированы и каким способом мы реанимируем их в процессе так называемого вспоминания, никому, в сущности, неизвестно. Известно зато другое, что у некоторых людей, испытавших, скажем, эмоциональный шок, на какой-то период исчезает память на целые пласты событий. Чтобы затем, спустя какое-то время, как ни в чем ни бывало вернуться. Причем время это может быть весьма длительным, а возвращается память без каких-либо потерь, в полном своем объеме.
Что же получается, если считать ее, как предлагают представители официальной науки, следами деятельности мозга, закрепленными в тех или иных физических, а значит и необратимых изменениях его вещества? Неувязка получается. В понедельник, к примеру, у тебя есть шрам на лице, во вторник он исчез, в пятницу опять появился… Хороша необратимость, не так ли? Ну а если изменения в веществе мозга не необратимы, как тогда объяснить само существование памяти? Ее стабильность на протяжении всей нашей жизни? Ведь широко известен тот факт, что профессиональный гипнотизер способен вытащить из нас любую “лошадиную фамилию”, независимо ни от возраста человека, ни от давности момента, когда она осела в его извилинах… Так как же все-таки?
А никак. Наука на этот счет пока отмалчивается.
Но ведь какое-то объяснение реальности наших путешествий в мире собственного Индивидуального Сознания, или, что одно и то же, во внутреннем мире нашей Личности, должно же существовать.
Разумеется, должно. И разумеется, существует. Но искать его нужно не в веществе мозга. Мозг лишь участвует в выработке сознания, но сам конечным продуктом не обладает. Вроде своеобразной фабрики, не имеющей складских помещения и работающей, так сказать, на вынос… Именно поэтому в веществе нашего мозга нет и не может быть такого “места”, где бы сидела, стояла или лежала хотя бы одна-единственная завалящаяся мыслишка или эмоция; и все мы это прекрасно сознаем, да и наука в этом вопросе вроде бы придерживается того же мнения.
Итак, мозг лишь участвует в процессах выработки сознания (точнее, части его, не связанной с творческим или абстрактным мышлением); каково это участие и в чем конкретно оно заключается — вопрос особый и разбираться с ним будем позже. А пока сосредоточимся на природе сознания — что оно из себя представляет, где находится и как работает…
Возьмем для начала один из его элементов — мысль.
Мысль — это сгусток ментальной энергии (о ней — позже), конфигурация которого объективирует содержащуюся в ней информацию, а плотность сгустка или количество заключенной в нем ментальной энергии определяет силу мысли, ее значимость в каждый данный момент.
Все сказанное, в общих чертах, относится и к тому, что мы называем эмоцией. Эмоцию, в первом приближении, можно рассматривать как расфокусированную мысль.
Как мысли, так и эмоции являются основными компонентами Индивидуального Сознания человека, которое можно охарактеризовать как некую их совокупность, накапливаемую в течении жизни. Она, хотя и не имеет координат в трехмерном пространстве, обладает тем не менее ими в четвертом измерении; точно также, как, не имея структуры, обладает формой.
Однако Индивидуальное Сознание человека, которое в дальнейшем мы ради краткости чаще будем называть его синонимом — то-есть Личностью, отнюдь не является простой совокупностью, вроде, скажем, мешка, куда, по мере их возникновения, свалены как попало мысли и эмоции человека. Совокупность эта динамична и многослойна. (Но не структурирована, как вещество).
Прежде всего следует сказать, что внутри ее постоянно идут процессы произвольного обмена ментальной энергии между отдельными мыслями и эмоциями. Именно этим, в частности, объясняется описанный Чеховым феномен “лошадиной фамилии”: сгусток, содержащий информацию о ней, не может менять свою конфигурацию /именно поэтому мы принципиально не в состоянии что-либо забыть — забыть наглухо, навсегда/, но может отдавать другим сгусткам большую часть своей энергии — и по мере своего истощения уходить от Центра сознания или “фокуса внимания” все дальше и дальше на периферию.
Подобное перераспределение энергии, повторю, происходит произвольно, помимо нашей воли и желания.
Однако в определенных случаях его можно поставить под контроль. Сделать управляемым. Так, например, происходит, когда человек над чем-то размышляет. Приоритетная для него в данный момент проблема, информация о которой заключена в некоторой связке сгустков-мыслей, как бы “накачивается” энергией за счет других сгустков, в той или иной степени “обесточивая” их. В ходе “накачки”, она, эта связка мыслей, благодаря своей возрастающей силы, стягивает в Центр или фокус внимания все больше и больше тех сгустков, информативная часть которых так или иначе связана, соотносима с решаемой проблемой; эти стягиваемые сгустки также вбирают в себя часть энергии своих неактуальных на данный момент собратьев. Начинают складываться новые связки и цепочки — идет, так сказать, перебор, сопоставление, поиск, в результате чего возникает, наконец, решение проблемы: ошибочное или верное, это уже другой вопрос. Здесь же следует подчеркнуть одно, что перекачка, перераспределение энергии между сгустками и связанная с этим их перегруппировка создают в конце-концов такую цепочку, такой “рисунок”, такой конгломерат сцепленных между собой сгустков, которого прежде не было.
А теперь несколько слов о Центре сознания или “фокусе внимания”. (Последний термин закавычен, так как ошибочен по существу, но ради наглядности им приходится пользоваться).
В сознании человека, как энергетическом образовании, есть зона запороговых энергий. Внутри нее могут находиться лишь те сгустки, силовой заряд которых достиг критического порога или превысил его. Кроме того, непосредственная, в отличие от периферийных областей, связь с мозгом придает ей узко специфическое качество. Образно говоря, энергия как бы начинает светиться, превращая саму зону в единственное световое пятно среди окружающей тьмы остальной части сознания. И, если продолжать образ, Личность, или Индивидуальное Сознание человека, видит /лучше, конечно, сказать — осознает/ в каждый данный момент лишь то, что освещено, что находится в световом пятне. Более того, она в каждый данный момент является только тем, что попало и удерживается в зоне запороговых энергий; вся остальная громада сгустков, сохраняя объективность своего существования, субъективно не существует.
Это легко заметить, понаблюдав за собой (ретроспективно, конечно) в различных житейских коллизиях.
Особенно наглядно это проявляется у профессиональных актеров, овладевших так называемым “искусством перевоплощения”. Никакого перевоплощения Ивана в Марью, конечно, не происходит. Просто талантливый актер натренировал или изначально обладает повышенной способностью контролировать процесс накачки энергией нужных ему сгустков, формирующихся при разучивании роли, которые, попадая в зону запороговых энергий, становятся на время содержанием его Личности. В этом — одна из основ “таланта” не только актерского, но и любого другого. Разница лишь в том, что конкретно накачивается энергией — сгустки-образы, связанные, к примеру, с трактовкой личности Наполеона, или сгустки-идеи, скажем, математического характера… Грубо говоря, ЧТО накачал, ТЕМ и стал.
Кстати сказать, и многие психические заболевания, скорее всего, имеют под собой ту же основу — длительную задержку, “застревание” в зоне запороговых энергий каких-либо неадекватных по отношению к окружающей действительности сгустков-мыслей, сгустков-образов, случайно получивших неоправданно высокий заряд энергии. Впрочем, это особая тема, затронутая лишь в качестве самонапрашивающейся догадки; и не более того.
Но вернемся к делу. А суть его в том, что описанный выше механизм, просто необходим для нормального существования Личности. Не будь его, человек погрузился бы в хаос всех накопленных за прожитые годы мыслей и эмоций, без остатка растворяясь в нем и, тем самым, напрочь выключившись из текущей действительности.
К месту сказать, таких зон несколько. У одних больше, у других меньше. Они формируются вместе с накапливанием и развитием сознания. Все они функциональны. Одна связана с профессиональными интересами человека. Другая с особенностями его быта. Есть зоны отдыха, семьи, самоуединения, развлечений… Каждая из таких зон имеет различные средние энергетические плотности, которые, в свою очередь, могут колебаться внутри самой зоны. Переключение с одной зоны на другую происходит как спонтанно, так и контролируемо. Любой из нас неоднократно наблюдал, как человек, глубоко сосредоточенный на каких-то сложных проблемах, вдруг резко меняется: начинает дурачиться, болтать пустяки, смешить окружающих и самого себя, тормошить людей… Это и есть результат спонтанного переключения зоны: человек как бы поменял пластинку. То же самое происходит, когда он, допустим, после работы приезжает к себе на дачу: никаких рейшин и логарифмических линеек в голове — все его интересы теперь замкнулись на грядках, лопате, садовых ножницах, на беготне, поднятых детьми… Это пример контролируемого переключения зоны.
Сами переключения могут осуществлять как практически мгновенно, так и длительно, затрудненно, в жесткой борьбе двух зон. Первичный импульс к переключению, чаще всего, исходит из перемен во внешней среде; реже — его мотивация чисто внутренняя. Но во всех случаях спусковым курком является постепенно или резким скачком набравшая силу какая-либо эмоция. А решение, спускать или не спускать курок, — исключительно прерогатива Личности.
Впрочем, все это уже детали. Главное в том, что любая зона, независимо от своего места на перифериях сознания и средней плотности ее энергии, в момент переключения входит в связь со структурами мозга и становится тем единственным световым пятном, сгустки которого и их динамика, полностью определяют на этот период поведение и жизнь человека; предыдущая же зона “тухнет”, погружаясь в тьму периферии, то-есть “исчезает” вместе с находившимися в ней сгустками до лучших, как говорится, времен.
Функции запороговых зон далеко не исчерпываются сказанным.
Попробуем, например, уяснить, что на деле представляют собой “внимание”, “сосредоточенность”, “воля”?
Представьте, что вам сказали “Будь внимательным!”, не пояснив — к чему. Или “Сосредоточься!”, не объяснив — на чем. Или “Прояви волю!”, не указав — в каких конкретно обстоятельствах… Во всех трех случаях, что бы вы ни делали, как бы ни старались, ничего у вас не получится. Не получится потому, что нет и не может быть “пустого”, ни к чему не привязанного “внимания”, равно как “воли” и “сосредоточенности”.
Иное дело, если вам предложат быть внимательным при переходе улицы, сосредоточиться на подготовке к экзамену, проявить волю и не лакать виски стаканами. Результаты — в той или иной мере — но появятся. Однако появятся они лишь вслед за сгустками, содержащими информацию об опасностях при переходе улицы, о желательности успешно сдать экзамен, о вреде пьянства; вслед за сгустками, получившими необходимый заряд энергии и попавшими в результате этого в светлое пятно зоны запороговых энергий. Кстати, повторю, высота самого “порога” постоянно меняется в соответствии с той или иной конкретностью обстоятельств, но как бы не становился низок или высок порог, своей роли барьера он никогда не теряет, пропуская лишь те сгустки, энергия которых равна или выше его собственной плотности на данный момент. Именно поэтому наше внимание, сосредоточенность, воля направлены иногда на действительно важные вещи, а иногда на сущие пустяки.
(Кстати, мы вообще неверно понимаем суть подобных состояний сознания, их физическую основу. Взять, к примеру, ту же сосредоточенность. Большинство считает, что это некое специфическое свойство, самостоятельная сущность, которую посредством усилия надо вызвать в себе, внести в сознание, чтобы она заработала. Но вносить-то нечего, да и не чем. И никакие корчи, никакие судороги ума, как и сведение бровей, сморщивание кожи лба тут не помогут. Надо не вносить, а — выносить все лишнее из зоны запороговых энергий; то-есть очистить ее от всех посторонних сгустков, оставив лишь тот, на котором вы хотите сосредоточиться. И любое напряжение здесь — лишь помеха, затрудняющая достижение цели. Наоборот, чем спокойнее, чем безразличнее вы станете к мешающим вам сосредоточиться посторонним мыслям, тем скорее их сгустки уйдут из зоны запороговых энергий сознания на его периферию. А расчищенная для приема желанных гостей зона с поджидающим их в одиночестве хозяином — как раз и есть то, что физически воплощает в себе готовый к работе механизм сосредоточенности, или, что все равно, саму сосредоточенность. Примерно то же самое можно сказать и о внимание или воле.)
Теперь, надеюсь, становится ясным, что и внимание, и сосредоточенность, и воля — не самостоятельные сущности или свойства характера, а разные степени энергетической плотности тех сгустков, которые доминируют в предварительно расчищенной от всего постороннего зоне запороговых энергий. Плюс длительность их там нахождения. Перешел улицу — внимание исчезло; сдал экзамен — улетучилась и сосредоточенность; вошел во вкус трезвой жизни — пропала и воля. Потому “исчезло”, “улетучилась”, “пропала”, что ушли из центра запороговых энергий на периферию сознания те сгустки, плотность которых ассоциировалась у нас с вниманием, сосредоточенностью и волей. Ушли одни, чтобы на их место пришли другие. Именно их энергетическая мощь, наряду с длительностью их нахождения в зоне запороговых энергий, как раз и стоит за тем, что мы называем привычными, но не имеющими объективного смысла, словами “внимание, сосредоточенность, воля”. Хочешь стать “волевым”, сформируй мощно накачанный энергией сгусток, или связку сгустков, которые либо постоянно будут находиться /не заполнять целиком/ в зоне, либо подниматься в нее при всяком мало-мальски подходящем случае; или, говоря житейским языком, поставь перед собой Цель или ряд Целей; и все станут восхищаться твоей “волей”. Ведь человек особенно упорно добивается всегда именно того, чего ему очень хочется. А сила “хотения” напрямую связана с уровнями энергии сгустков в зоне запороговых энергий. Их можно накачать сознательно, по собственному выбору. Но чаще они получают свой запороговый заряд самопроизвольно, неосознанно, что и создает ложное впечатление, будто большинство волевых людей — такими родились. Однако стоит лишь получше приглядеться , чтобы заметить, что в одном спектре жизненных коллизий человек — волевой, в другом — не очень, а в третьем — тряпка… Хотя по привычке и стремится казаться волевым всюду и во всем. Но нажми на него в нужном месте — сломается…
Зоны запороговых энергий, как уже говорилось, обладают множеством важных функций и свойств (например, использовать память в качестве воображения). Но о них лучше говорить не по формальному принципу: раз, мол, начал, то вываливай сразу все; а — в россыпь, по ходу дела, когда речь пойдет о том или ином свойстве или функции.
Впрочем, еще об одной, общей для всех зон, сказать в двух словах все же придется. Неважно пока, как и каким образом — но зона осуществляет, вдобавок ко всему, еще и связь сознания с мозгом; связь, как прямую, так и обратную. В частности, именно через нее поступают преобразованные сигналы из внешней среды, пополняя и обогащая всю совокупность сознания.
Кстати, хотя термин “зона запороговых энергий” и отражает в себе физическую суть одного из важнейших образований в “массиве” Индивидуального Сознания человека, но по целому ряду причин, перечислять которые пока нет смысла, предпочтительнее впредь пользоваться другим термином: “Центры сознания “. Или еще проще — Центр. Тем более, что он — в других местах рукописи — давно уже запущен в оборот.
А теперь вернемся к описанному выше эксперименту. Напомнив предварительно еще раз, что под вниманием мы понимаем здесь силу мыслей, а под фокусом внимания — своеобразный “туннель”, на входе которого хрусталик глаза или барабанная перепонка уха пропускают внутрь информационные сигналы, а на выходе они попадают в вышеупомянутый Центр сознания. Там они и провоцируют очередной всплеск перераспределения энергии, или, если хотите, акт мышления.
Модель для этого была разработана такая.
Поскольку и написанное на бумаге слово — как потенциальная информация, развертывающаяся, по мере ее осознания, в живую информацию — обретает некое количество ментальной энергии, постольку оно, в рамках этого процесса, способно “продвинуться” в наше Индивидуальное Сознание само по себе, без помощи таких механизмов, как память, даже если бы они существовали на деле в том виде, как мы это себе обычно представляем. Но для этого нужно вначале энергетически накачать в собственном сознании одну-единственную мысль — что-нибудь вроде “не нужно ничего запоминать, не нужно вообще ничего делать; все и так произойдет само собой!”. При накачке мысль эта сама по себе займет доминирующее положение в Центре сознания, а заодно обесточит соседние мысли-сгустки, вобрав их ментальную энергию в себя. Последнее необходимо для максимальной очистки “отверстия” в конце туннеля (того, что выходит в Центр сознания) от всего постороннего, чтобы ничто не мешало проходу через него энергетически слабым сгусткам написанных на бумаге слов. Впрочем, обо всем этом не стоит беспокоиться: расчистка произойдет сама по себе, как следствие накачки центральной мысли. Позаботится следует лишь об одном: привести себя в состояния бесстрастной уверенности, что успех гарантирован, и любые усилия или напряженность не помогут, а лишь помешают делу.
Любая информация (которую вы хотите запомнить) сама проникнет в сознание и останется там. Это надо твердо усвоить!
Любые попытки подключить память создадут лишь помехи: входное “отверстие” Центра сознания заполнят посторонние сгустки ментальной энергии, которые, чтобы попасть внутрь, придется, что называется, распихивать локтями. Короче, “отверстие” должно быть максимально очищенным, пустым.
Даже центральная мысль, та, что набрана курсивом (далее в тексте), должна как бы стушеваться, стать фоном, расфокусироваться до уровня эмоционального ощущения, вроде того, скажем, когда уже удалось справиться с неподатливыми замками и дверь наконец открыта — осталось только войти… В йоге подобное состояние называют — безмолвием разума. Я бы назвал его — самонапряженностью “пустоты”. Ведь вакуум не требует каких-либо усилий со стороны: он всасывает в себя просто потому, что он — вакуум. Помните, наверно: “Природа не терпит вакуума”?..
Все это, конечно, может показаться сложным. Попробуйте запомнить что-нибудь — сами убедитесь.
А в заключение — несколько слов о памяти вообще.
Если внимательно проследить, что происходит в нашем сознании, когда мы, скажем, лежим на диване и ничем не заняты, неизбежно увидишь одну и ту же картину. В голове появляются разношерстные, никак не связанные между собой мысли, которые вытесняются другими столь же случайными и хаотичными, затем третьими и так далее. Они как бы выплывают “откуда-то”, проплывают через “акваторию” нашего внимания и уплывают в “никуда”, чтобы уступить место другим выплывающе-проплывающе-уплывающим… Мы называем это памятью: то одно вспомнилось, то другое, то третье. Называем реальный процесс, который происходит, но механизм которого не понимаем. Не понимаем, к примеру, почему вспомнилось именно то, а не это?
Конечно, нам объяснят, что тот или иной сигнал, поступивший из внешней среды, стал раздражителем для каких-то структур мозга, в которых зафиксированы следы именно той мысли, которая вспомнилась.
Допустим, что так.
Но какими сигналами внешней среды объяснить тогда контролируемую память, когда, скажем, мы, пытаясь решить чисто абстрактную проблему, вспоминаем одну за другой мысли, так или иначе с ней связанные: например, есть Бог или его нету, могут ли пересекаться параллельные линии, или, наконец, будет ли предстоящая зима мягкой или морозной… Зрительными? Слуховыми? Тактильными? Совершенно очевидно, что никакие сигналы из внешней среды здесь абсолютно не при чем. Тогда что же раздражает, активизирует нужные группы клеток? Что выталкивает в сферу нашего внимания необходимые нам мысли?
Внятного ответа не дождешься. У науки его просто нет.
А ведь еще не задан самый главный вопрос. Как вообще могут клетки или группы клеток мозга превратить “следы” мыслей — в Мысли как таковые, в полноценные живые Мысли, с которыми мы имеем дело после того, как они вспомнятся? Как по оттиску в глине восстановить реальные подошвы сапог, оставивших в глине след, а затем натянуть эти сапоги на ноги и пойти в них в гости? Особенно, если прошли годы, сами подошвы давно износилась и сданы вместе с голенищами в утиль?
Но может быть, мы мыслим не Мыслями, а лишь их следами? Вряд ли, конечно. Мышление слишком “живо”, чтобы мыслить тенями. Но если и допустить такое, откуда тогда берутся сами следы?
Вопросы можно задавать и дальше. Но что толку?
Пора, наверно, сказать, что памяти — в том виде, как ее сейчас представляют — попросту не существует.
На деле память — это процессы обмена энергией между сгустками. Как самопроизвольные, так и контролируемые.
Совокупность Индивидуального Сознания человека состоит, как уже говорилось, из Центров и периферии. Центр есть особый участок сознания, с которым неразрывно связано наше внимание — нечто вроде пятна света в царстве вечной тьмы. Поэтому ни один сгусток, находящийся на периферии, нашему внутреннему взгляду не виден, а заключенная в нем мысль — не осознается, будто ее вообще нет. Но если такой сгусток, отобрав часть энергии у своих соседей, всплывет благодаря ей в активный на данный момент Центр сознания, мысль, заключенная в сгустке, будет тотчас осознана, то-есть “вспомнится”. За ней — другая, третья… Это и есть автономная, работающая сама по себе память. В ее основе — самопроизвольные перераспределения энергии между сгустками, находящимися на периферии. Потому-то и всплывают разношерстные, не связанные между собой мысли: то то, то се, то вообще черт знает что…
При целевом, направленном на конкретную проблему мышлении — на первый план выдвигается контролируемый тип обмена энергией между периферийными сгустками. Накачиваются энергией и всплывают в Центр сознания, в основном, те сгустки, которые в той или иной мере связаны с данной темой. Это — память, работающая направленно, контролируемая напряженностью поиска.
Как это происходит?
Сперва жизнь, обстоятельства или меняющаяся внешняя среда формируют в Центре сознания основную мысль-задачу, мысль-проблему, которую предстоит решить. Это — сильная Мысль, мощно накачанный энергией сгусток, создающий вокруг себя индивидуальное силовое поле, захватывающее на ту или иную глубину периферийные области сознания. Оно активизирует там информативно близкие ему периферийные сгустки, а те, в свою очередь, начинают отбирать энергию у соседей и всплывать затем в Центр или “фокус внимания”. Где и происходит их перебор, отсев, компоновка в связки и целые ансамбли, в результате чего либо находят верное решение проблемы, либо ошибочное.
Процесс забывания, в свою очередь, связан с обесточиванием, потерей энергии /не полностью, разумеется/ определенных сгустков, которые вследствие этого уходят, опускаются в периферийные области Сознания — и чем меньше в них остается энергии, тем глубже они забываются; зачастую настолько глубоко, что без помощи подпитывающей энергии другого, помогающего нам “вспомнить” человека или профессионального гипнотизера их просто невозможно вытащить, хотя они и продолжают оставаться частью нашей Личности.
Процесс вспоминания, напротив, связан с увеличением количества ментальной энергии в сгустках — либо в результате самопроизвольного перераспределения энергии /так называемое спонтанное, не вызванное конкретными обстоятельствами вспоминание/, либо в результате контролируемого перераспределения энергии, присущего всякому акту мышления.
Что же касается кратковременной механической и долговременной смысловой памяти, они связаны со степенью очистки Центра сознания, куда на выходе из “туннеля” поступает новая информация, и с величиной энергетического заряда “запоминаемых” сгустков, обуславливающих силу и значимость мысли, причем оценка последнего не объективная, а субъективная, то-есть исходит от самой Личности. Поэтому надолго можно “запомнить” какой-либо пустяк, мелочь; а с другой стороны — тотчас же “забыть” (типичное выражение: “И как я мог?! Ну просто вылетело из головы…”) что-то важное и существенное. Поэтому деление “памяти” на механическую и смысловую, в какой-то степени, условно.
Короче, под памятью как таковой, под памятью вообще следует понимать процессы перераспределения энергии между сгустками внутри совокупности мыслей и эмоций, накопленных — не посредством запоминания, а посредством переживания — Личностью в течение жизни.
И все.
Два типа процесса перераспределения энергии между сгустками-мыслями и вызываемые ими перемещения сгустков из периферийных областей сознания в его Центр. Это просто, и это все объясняет. Иначе говоря, механизм памяти — это процессы обмена энергиями между сгустками; а содержание памяти — те сгустки, которые выдвигаются в Центр сознания.
Никакой другой памяти — якобы фиксированной в изменениях структур вещества мозга — не существует. Как нередко случается: не принимая простоты Природы, мы подменяем ее надуманными сложностями.
Конечно, сам мозг, участвуя в выработки сознания, не может не изменяться. Любой материальный процесс неизбежно оставляет свои “следы”; и в той части, где он протекает в вещественной среде, там и “следы” его имеют, естественно, вещественный характер. Но они непричастны к памяти. Их роль совершенно иная. Она, в сущности, проста, но станет еще понятнее, если представить мозг в виде, скажем, некой радиостанции, которая одновременно и вырабатывает радиоволны и принимает их, совмещая в себе функции радиопередатчика и приемника. “Следы”, оставшиеся в веществе мозга и его структурах, как раз и обеспечивают обратную связь сознания с телом, выполняя, так сказать, роль радиоприемника. Именно через них сознание человека воздействует на системы его организма, руководит им и упорядочивает его работу. И если воспользоваться еще одной аналогией, “следы” эти можно сравнить — ну, скажем с замком системы зажигания в автомобиле: вставил нужный “ключ”, и система пришла в действие. Сам замок — в веществе мозга; ключи от него — “внутри” невещественного, но столь же материального сознания.
А теперь принципиально важное практическое замечание. Описанный выше механизм работы сознания — не сама реальность, а только одна из возможных ее моделей. Но — модели работающей! И пусть модель — лишь максимально упрощенный ОБРАЗ, лишенный конкретности и полноты реальных механизмов, посредством которых Сознание в действительности обеспечивает успех в выполнении поставленной перед ним задачи, но если ИДЕИ, лежащие в основе разработанной концепции, верны в самом ОБЩЕМ ВИДЕ и отражают собой ПОДОПЛЕКУ подлинного устройства Сознания человека, то модели, построенные на базе этого, непременно будут РАБОТАТЬ. С большей или меньшей эффективностью, понятно, но это — уже другой вопрос. Вопрос более глубокого исследования, более полного понимания существа явлений. Ведь даже примитивная, давно списанная наукой в архив модель атома, предложенная когда-то Резерфордом, давала в свое время реальные практические плоды…
Заодно же, кстати, сведем для сравнения нашу модель с представлениями о механизмах памяти, принятыми в официальной науке.
Память лежит в основе мышления. По крайней мере, именно она, главным образом, поставляет информацию для ее последующей обработки.
Поэтому ясно, насколько важно разобраться в том, какая же из двух моделей более адекватна и менее противоречива, чтобы выбрать ее в качестве рабочей.
Что, собственно, предлагает нейробиология?
Если не вдаваться в детали, то все многочисленные виды памяти рассматриваются ею в качестве функций различных структур мозга с учетом некоторых необратимых органических изменений его вещества. Скажем, так называемая декларативная или долговременная память представляется как некое хранилище, самопостроившееся из вещества мозга таким образом, что функции различных его частей и ансамблей могли бы объективировать в себе процессы фиксации, хранения и выдачи информации. Причем, под функциями имеется в виду, в основном, меняющаяся в своих параметрах биоэлектрическая активность вещества мозга.
Короче, получается, что биоэлектричество, если его рассматривать в контексте, связанном с памятью, проявляет себя в трех противоречащих между собой ипостасях: в качестве информации как таковой; в качестве процессов ее кодирования и фиксации; в качестве способов ее хранения, нахождения и выдачи в нужный момент на-гора.
Представим себе, что нам нужно запомнить лицо человека, с которым нас познакомили. И попробуем воспользоваться для этого вышеописанной моделью.
Фотоны, отраженные физиономией гражданина, попали на сетчатку наших глаз, возбудив в зрительных нервах соответствующие биотоки. Но поскольку фотоны сами по себе одинаковы и способны отражаться от любых поверхностей, сохраняя собственную неизменчивость, постольку изменения должны происходить в биотоках — иначе индивидуальность физиономии гражданина неизбежно будет утрачена. Заметим кстати, что число необходимых для этого изменений чудовищно велико: ведь даже в многомиллионных мегаполисах не сыскать полностью идентичного двойника, даже если прибегнуть к искусству грима. Биотоки же, между тем, как один из видов электрической энергии, обладающие ограниченным набором изменяющихся параметров, далеко не завершили еще своего дела.
Они его только начали.
Попав из нервных путей в нужные участки мозга и спровоцировав в нейронах и прочих клетках вторичные биотоки, они должны заодно и передать им принесенные с собой изменения. Армада вторичных биотоков, чтобы сохранить полученную информацию, должна либо органически, то-есть необратимо, изменить какие-то элементы вещества мозга, либо самосохранить себя в том виде, в каком первоначально образовалась. Самосохранить и самозаконсервироваться на неопределенно долгое время. Как она может это сделать, одному Богу известно… Но ведь и этого мало. Поскольку мы твердо знаем, что в наших мозгах нет и не может быть такого “местечка”, где бы лежала, сидела, стояла или парила хотя бы одна-единственная завалящая мыслишка, как и какой-либо зрительный образ, постольку совершенно необходимо, чтобы информация о физиономии существовала в нашем мозгу не только самосохраняющейся и самозаконсервированной, но и самозакодированной. А когда придет нужда вспомнить лицо того, с кем нас познакомили, армада вторичных биотоков должна разыскать сама себя и самораскодироваться в зрительный образ с тем, чтобы по истечении надобности вновь самозакодироваться, самоудалиться неизвестно куда и ждать там, сколько потребуется, дальнейших вызовов на ковер…
Простенькая модель, не правда ли? А главное, все в ней до слез понятно…
Ну, как говорится, и слава богу.
Однако, на всякий случай, позволим себе столь же тщательно рассмотреть и другую, нашу модель.
Сигналы, поступающие через органы чувств в мозг, вызывают изменения его биоэлектрической активности, которые и являются вещественным субстратом его ответной реакции на раздражители из внешней среды. Процессы эти активизируют Центр сознания, связывающий ментальный мир с трехмерно-вещественном миром. В нем формируются ментальные сгустки, конфигурация которых является материальным субстратом полученной информации. Затем они либо используются в Центре, либо попадают из него на периферию сознания, откуда могут быть в любой момент востребованы. Таким образом информация о физиономии гражданина стала частью Личности того, кто с ним имел честь познакомиться.
И все. Никаких цирковых фокусов с самоперевоплощающимися биотоками… Их роль приведена в соответствие с их возможностями.
Как и фотоны не являются сами по себе информацией, а лишь служат ее переносчиками, так и игра биотоков мозга не способна нарисовать портрет вышеупомянутого гражданина, скажем, где-то в районе нашего затылка, да вдобавок еще рассмотреть его и запомнить. Биотоки — такие же переносчики информации, как и фотоны, но переносчики, так сказать, не в розницу, а оптовики. Информация же возникает лишь на конечной стадии этого процесса, когда образуется конфигурация ментального сгустка — ее неповторимость и есть ментальный слепок с вещественного объекта. Или /вещественного же/ процесса, в котором этот объект проявил те или иные свои свойства.
И то, что не по силам биотокам, естественно и органично для конфигурации ментальных сгустков: именно она — естественный субстрат любой информации, объективированной в неповторимости рельефа их поверхностей.
Какая из двух моделей менее противоречива и ближе к истине, право судить читателю.
И еще несколько слов в заключение. Для тех, кому может показаться нелепой сама идея, что слова, в момент их осознания, как бы возрождают в себе часть ментальной энергии того первичного сгустка, когда слово было впервые запущено в обиход.
Cлово не следовало бы понимать только как чисто условный символ, озвученный голосом или записанный на бумаге. Да, символ. Но символ, неразрывно связанный с информацией. А информация, в свою очередь, не способна существовать в отрыве от ментальной энергии: она всегда конфигурация поверхности энергетического сгустка, а следовательно, часть его энергии.
Разумеется, написанное, но никем непрочитанное слово, также как и произнесенное, но не услышанное — лишено ментальной энергии, как лишено оно и самой информации. Но всякий раз, когда оно кем-то осознается, слово обретает и присущую ему информацию, и связанную с ней часть живой энергии ментального сгустка, возникающего в сознании того, кто его прочел или услышал.
Боковое Мышление
Чудо, как уже говорилось, это превращение невозможного в возможное. Традиционный тип мышления за подобные вещи никогда не берется. Боковое мышление, напротив, только этим и занимается. Делать невозможное возможным — обычная для него, рутинная работа.
Подчеркну — рутинная! И когда оно берется за решение проблемы, принципиально неразрешимой с традиционной точки зрения, оно делает это так, будто предстоит не чудо совершить, а, скажем, зашнуровать ботинки.
Боковое мышление всем нам присуще в той же мере, как и традиционное. А тому, что человеку изначально присуще, не удивляешься. Как не удивляешься, что ноги ходят, а глаза смотрят. Это их рутинное дело, рутинная функция.
Ничего не зная о боковом мышлении, люди, тем не менее, им издавна и плодотворно пользовались. Только называлось это — то наитием, то откровением, то озарением… Наиболее яркий пример тому — случившееся с одним из крупных, общемирового уровня, немецким философом. Якоб Беме был малограмотным сапожником, когда неожиданно для себя испытал озарение, после чего всю остальную жизнь писал книги, пытаясь передать в них открывшуюся ему в те считанные секунды картину мироздания.
Кстати, случай с Беме лишний раз подтверждает возможность получения информации, минуя механизмы памяти. Ведь в сознание его за считанные мгновенья проник столь огромный объем новых знаний, рассказать о которых ему не хватило всей оставшейся жизни. Никакая память принципиально не способна за несколько секунд переварить столь мощный залп информации. Да еще и закрепить ее — все за те же считанные секунды — в сознании бывшего сапожника на целые десятилетия.
Подобные вещи происходили не с одним Беме. Тоже самое случилось и с Бальзаком. Информация, которую он получил в момент своего “озарения”, изменила его Личность настолько, что тот полностью потерял интерес к делу всей своей жизни — к многотомной серии “Человеческой комедии”— и вместо ожидаемых всеми заключительных романов, написал за оставшиеся годы две “странные”, будто их писал за него кто-то другой, книги, отнюдь не романного жанра.
Правда, все подобные случаи “наитий”, “откровений” и “озарений”, в отличие от выше описанных автором экспериментов, носили спонтанный, независящий от воли человека характер и не могли им контролироваться. Это были самопроизвольные прорывы идей и концепций бокового мышления в Центры сознания упомянутых здесь людей, где затем эти, скрытые до того, идеи и концепции стали осознаны и осмыслены.
Замечу уж, к слову, что мистики и экстрасенсы толкуют подобные вещи, как выход сознания в так называемое “поле всеведения” — некий безбрежный океан вселенского знания. Я реалист. И хотя не собираюсь оспаривать неординарность того, что делают некоторые из этих людей, но совершенно убежден в том, что природа их необычных способностей объясняется отнюдь не запутанными, избыточно сложными и бездоказательными мистическими теориями, а простым разнообразием способов работы человеческого сознания.
Йога, например, добилась не просто выдающихся, но и передаваемых способов реализации резервных мощностей сознания вовсе не с помощью своих полумистически-полурелигиозных теорий, а — вопреки им. Рассуждая на такие мифические темы, как Атман, карма, круг перевоплощений, сами йоги на практике занимались вполне конкретными, осязаемыми вещами: упорно осваивали найденные не в теоретических построениях, а методом проб и ошибок статические позы, искусство специально разработанных видов дыхания… Асаны помогли им овладеть дыханием, а поставленное под контроль дыхание помогло, в свою очередь, создать условия для работы с сознанием… И если бы йога не отвлекала время и силы на бесплодность собственных теорий, она в своих практических результатах продвинулась бы за истекшие века гораздо дальше.
Рычаги управления сознанием следует искать не в вымышленных “астральных мирах”, а там, где они в действительности находятся — в реалиях человеческого сознания.
Тот же Беме, например, как человек средневековья, не мог избежать влияния широко распространенных в те времена оккультных наук, но писал в своих книгах не о мистических построениях, а лишь о том, что сам, повторяю — сам осознал в моменты своего “озарения”. Именно они, эти честно написанные книги и сделали ему мировое имя, оказав глубокое воздействие на таких крупных философов, как Шеллинг или Гегель. Такова цена случайного “всплытия” сгустков-идей бокового мышления в Центр сознания, где их можно осмыслить, чтобы включить затем в контекст традиционного типа мышления. Цена эта неизмеримо возрастет, когда мы найдем способы ставить его, боковое мышление, под контроль, чтобы пользоваться им не в редчайших случаях и спонтанно, а когда нам вздумается и сколько хочется.
Но прежде надо разобраться, чем на деле является наше сознание, как и сознание вообще?
[…]
Гегель когда-то писал: все действительное — разумно, а все разумное — действительно. Звучит несколько идеалистически. Авторы же данной рукописи — неисправимыe материалисты. И все же, если не воспринимать слова Гегеля слишком прямолинейно, или, наоборот, слишком иносказательно, то следовало бы признать, что немецкий филосов был прав. В Природе нет места для чудес. Чудо по самой своей сущности неразумно, ибо оно ставит себя над разумом. А над — одновременно означает и — вне. Зато сознание в Природе — неотъемлемая от нее реальность. А любая реальность, в принципе, неисчерпаема. И когда мы считаем что-то невозможным, это чаще всего означает принципиальную недостаточность, неполноту традиционного мышления; и ничего больше. Сознание не только материально; оно — единственная движущая сила материи, которая, изменяясь сама, изменяет и действительность Вселенной. Единственная — и потому всемогущая. Надо лишь всерьез научиться ею пользоваться… Надо. А мы, вместо того, вообще не учимся, считая, что думать нам дано от природы вместе с шевелюрой или лысиной на голове.
Только не нужно кивать на колледжи и университеты. Там мы лишь забиваем мозги канонизированной информацией, делающей большинство из нас верующими, а не мыслящими. Зачем думать самому, когда корифеи уже сделали это за тебя? Главное — понять и помнить! Вот и помним, вместо того, чтобы мыслить…
Что же касается бокового мышления, оно, как уже не раз говорилось, всего лишь один из способов работы сознания. Издавна опробованный и проверенный, но до сих пор до конца так и не понятый. А потому и непризнанный. Вместо него по-прежнему в ходу голые, выхолощенные от живой реальности абстракции: все эти наитии, откровения, озарения…
Или, как еще говорят, мистические переживания. Об одном из них и пойдет разговор в следующем фрагменте рукописи.
Безмолвие Разума
(Г. А. Сомов об экспериментах со своим сознанием)
Если верить некоему Е.К.Файдышу, сочинившему восторженный панегирик в честь оккультных наук, якобы подкрепленных ныне достижениями новейшей физики, в частности, такой ее отраслью, как синергетика, то именно из его книжки я (G. A. Somov) не без изумления, признаюсь, узнал — нет, не о реальности “тонкоматериального мира духов”; это бы, как говорится, куда ни шло! — а о словах всемирно известного творца теории относительности Альберта Эйнштейна, сказанных им, судя по стилистике да и смыслу приведенной цитаты, с восторгом не меньшим, чем у самого Е.К.Файдыша. Вот они, эти слова: “Самое глубокое и благоговейное чувство, на которое мы способны, это мистическое переживание. Только в нем зарождается истинная наука. Кто не знает такого чувства, кто не способен удивляться и погружаться в благоговение, тот духовно мертв…”
Прочел я, значит. Изумился, как уже было сказано. А потом взгрустнулось чуток. И по поводу духовной неполноценности. И оттого, что не увижу, стало быть, как зарождается истинная наука…
Штука в том, что “мистическое переживание” у меня было, и не раз было, а вот испытать по сему поводу “благоговейное чувство” не сподобился: отнесся к нему, как к чайной колбасе за завтраком…
Пришло оно ко мне, это “мистическое переживание”, при самых что ни есть тривиальных обстоятельствах. Захотелось, не припомню уж почему, приобщиться к плодам аутогенной тренировки. Пришел в платную поликлинику на Арбате, записался в группу. Командовал парадом какой-то пожилой тип, оснащенный аппаратурой по улавливанию микроскопических изменений температуры человеческого тела. Укладывал нас спинами на койки, вырубал свет, и нес в темноте по сорок минут кряду какую-то ахинею: мол, расслабляется ваша нога и тепле-е-ет… Походил я, походил в эту контору… Вижу, ни хрена у меня не расслабляется и, тем более, не теплеет. Расспросил соседа. У него — те же рекорды. Раз так, думаю, пора кончать эту волынку.
Однако человек я, в некотором смысле, упорный. Может, волевой даже… И решил, что в Кожухове, где тогда жил и теперь живу, получится у меня лучше, чем на Арбате. По крайности, хоть ныть никто над ухом не будет… Сколотил сам под себя программку и приступил к исполнению.
Сперва — вычитал где-то — расслаблялся методом расширения. Лежишь на спине, закрыв глаза, и представляешь себя вначале в объеме собственной головы, тела, потом — в объеме комнаты, затем — дома, двора, микрорайона, города… Ну и так далее.
До города, правда, дело не доходило: мегаполис все-таки! А вот будто расширился /сознанием, естественно/ до масштаба родного двора и даже пары-другой кварталов — что было, то было. И как результат — действительно: частичное расслабление.
Только вот частичное-то меня как раз не устраивало. Мне хотелось чего-нибудь покруче — поближе, то-есть, к полному.
И тогда я, что называется, засучил рукава по самые плечи.
Лег однажды навзничь, закрыл глаза и решил: не слезу с кровати, пока не добьюсь своего. Пролежал, как выяснилось, в тот раз на спине пять часов. Измором решил себя взять… Кладу, значит, мысленный взгляд на часть тела и начинаю её (например руку), мысленно же, гладить: вверх — со словом “рука расслабля-е-ется”, вниз — “и исчеза-а-ает”. И так до тех пор, пока и в самом деле перестаешь его чувствовать. Потом — другая рука… Короче работенки хватало!
И что бы вы думали? Получилось! Да как получилось-то — с ума сойти…
Слыхали когда-нибудь о венце йоги — так называемым состоянии Самадхи? Самадхи — это конец пути. Последняя, четвертая его стадия уже необратима. И если йог вошел в нее, то выход из нее только один — в белых тапочках на босу ногу. Что, собственно, и является целью любой разновидности йоги: прервать цепь перевоплощений, чтобы навсегда влиться в пронизывающую всю Вселенную сущность — в Атман, как они это называют.
Вот в это самое Самадхи я тогда, видимо, и влетел. По-счастью, не в последнюю, четвертую, а в предыдущую ей третью стадию.
Про Самадхи я узнал много позже, когда сам заинтересовался йогой. Как, кстати, и про то, что в некоторых трактатах о ней есть упоминания, будто некоторым людям — в редчайших, исключительных случаях — удается ухватить Самадхи, минуя десятилетия упорного труда по овладению Хатха-Йоги и Раджа-Йоги.
Так вот именно со мной этот самый чертов случай и произошел. Чертов потому, что ни с каким Атманом я, исповедуя реализм белой расы, сливаться не собирался и не собираюсь.
Но по порядку.
Когда наконец управился в тот раз со своим организмом, подвергнув “исчезновению” все до единой его части, и совершил последнюю прогулку мысленным взглядом: от макушки и вниз к ногам — “я расслабля-я-юсь”, а затем наоборот: от ног к макушке — “и исчеза-а-ю”; когда я это сделал — я действительно исчез.
Исчезли не только там руки-ноги, плечи-голова… Трудно, конечно, но обойтись можно. Тем более, не навсегда же, а так сказать, временно, да впридачу на родной кровати… Но — исчезло все! Абсолютно все. Какое уж там, к шуту, расслабление! Чему расслабляться, если ничего нет? Ну тело, допустим, бог с ним… Но ведь и сознание — тоже тю-тю. Не знаю, ни где я, ни кто я — мужик, скажем, или баба. Или, того хуже, дырка от бублика… Ровно ничего. Ни как зовут, ни как фамилия… Да что — фамилия! Ни единого слова не знаю: ни по-русски, ни по-шведски. В общем, в стиле ретро все это, конечно, смешно. В ретро-то мы все смешливые.
А на тот момент было не до смеха. Тем паче, что такое “смех”, я, натурально, тоже в тот момент не знал.
Все, что от моей персоны, тогда осталось — это мелкий, мельче не достигшей совершеннолетия блохи, ПУСТОЙ пузырек. И сам я — ну не обидно ли! — даже не пузырек этот, а та ПУСТОТА, которая в нем. Пустота, осознаваемая в качестве “Я”. А кому принадлежит это “Я”, кто он такой, как выглядит — все покрыто густым мраком неизвестности. И ведь что интереснее всего: меня вся эта чертовщина абсолютно не волновала. Мое “Я”, как и положено пустоте, пребывало в состоянии полной безмятежности, равно как и бездеятельности. Все, что я мог, а, точнее, неясно ощущал, что могу, — это позволять “пузырьку” либо крайне медленно и плавно подниматься вверх, либо, наоборот, столь же шустро опускаться. “Пузырек” как бы выражал склонность что к тому, что к другому…
Для первого раза, помню, предпочел подъем. Пузырек медленно поплыл вверх, и на какой-то точке его подъема — я пулей вылетел из этого состояния. Голова свежая. Все цело, все вновь при мне; ничто не утрачено. Слез с кровати и — сразу за сигарету… А как же! Из такого путешествия благополучно вернулся.
Сии опыты проводил месяца полтора, чуть ли не ежедневно. Один на другой были похожи, как новехонькие, не побывавшие в обращении, пятачки.
Дополнительно установил лишь немногое. Во-первых, если пузырек вверх — выскакиваешь из этого состояния на манер пробки. Если вниз — отрубаешься минут на 20-40 в глубокий, без намека на сновидения сон. Ну и еще одно: со временем научился обрабатывать собственное тело, чтоб оно исчезло, значительно быстрее, но все же не меньше двух часов. А в конце-концов, именно этот настырный форсаж и погубил все мероприятие в целом: скольжение мысленного взгляда неожиданно потеряло свою плавность, стало прерывистым. На том все и кончилось.
Много раз в разные годы пробовал восстановить плавность — не вышло. О чем, честно говоря, иногда жалею.
Вот такие были они, мои “мистические переживания”…
Отнесся я к ним тогда с некоторой долей иронии. Но я ко всему отношусь с иронией. Человек — всего лишь человек. И было бы очень смешно, если бы он принимал себя абсолютно всерьез. Ирония, на мой взгляд, единственно верная для человека позиция.
Ну а ломать голову над тем, к чему относишься иронично, способны, на мой взгляд, только матерые философы. Мне почему-то кажется, что размышлять, к примеру, о так называемых онтологических вопросах можно лишь единственно ради реанимации заржавевших мыслительных процессов. Или в тех случаях, когда размышлять не о чем, а очень хочется…
В общем, выкинул я тогда все это из головы. Тем более, что вместо аутогенной тренировки, вышло непонятно что. А все непонятное мне всегда претило. Ибо Природа, на мой взгляд, может лишь казаться невообразимо сложной, но в действительности просто не способна подобной сложностью обладать. Она не ребус, самосочинившийся для того, чтобы его вечно разгадывать.
Однако выкинуть что-то из головы, отнюдь, не означает, что это выкинутое назад не вернется. Оно и вернулось. Но уже на новом витке сознания.
О нем, сознании, и придется сейчас вновь поговорить. Потому как без некоторых его закономерностей не удастся понять подлинной сути вышеописанных “мистический переживаний”.
И для начала поставим перед собой простой и близкий для всех нас вопрос. Как возникает Индивидуальное Сознание человека или, что одно и то же, его Личность?
Звуковая волна состоит из молекул и атомов различных газов, собирательно названных воздухом. Волны бьют по барабанной перепонке уха; она под их ударами начинает вибрировать. Вибрация раздражает связанные с барабанной перепонкой слуховые нервы, а те в ответ вырабатывают в себе электрические импульсы, попадающие в конце-концов в тот участок мозга, который отвечает за слух — там или где-то поблизости и рождается звуковой образ. То есть, в конечном смысле, элемент сознания: эмоция или мысль.
До данного момента мы имели дело ТОЛЬКО с веществом: молекулы воздуха, клетки барабанной перепонки, свободные электроны слуховых нервов и, наконец, структуры определенного участка мозга. Повторю: только с веществом, то-есть со структурированной материей, обладающей тремя измерениями и, следовательно, координатами в трехмерном — также структурированном и вещественном — пространстве. Мысль же или эмоция — бесструктурны и невещественны, а значит, не имеют ни измерений, ни координат в трехмерном пространстве; место их нахождения — область четвертого измерения материи.
Иначе говоря, они возникают на стыке двух миров, в одном из которых материя являет себя структурированной в вещество, в другом — бесструктурна и существует в виде ментальной энергии или первичного элементарного сознания, не обладающего на этом уровне иерархии собственными индивидуальными формами.
Как это происходит? Как из первичного сознания, неотъемлемого от четырехмерности материи, возникает Индивидуальное Сознание человеческой Личности?
Физики предлагают рассматривать первичную материю в виде кварков. Не имея понятия, как эти самые кварки могут выглядеть, они определяют их как некие кирпичики, из которых состоит все остальное. Термин “кирпичики”, понятно, чистая условность. Ведь кварка никто никогда “не видел”, и каков в действительности его облик, никто не знает. Но это и неважно. Существенно лишь то, что первичная материя существует, а это — в рамках мысленного эксперимента — позволяет приписать ей любую, какую нам вздумается, форму: ведь речь идет не о реальности как таковой, а лишь о теоретической модели. Так вот, возьмем вместо кирпичика медаль, геометрическая суть которой — плоскость, имеющая всего-навсего две стороны (нам хватит!).
Допустим теперь, что вещество (не путать с первичной материей, из которой оно состоит) мозга, с точки зрения сложности своей структуры, достигло критической величины, когда количество переходит в качество. Иначе говоря, такого рода вещество является той гранью, за которой вещество перестает быть веществом, становясь чем-то иным — в нашем случае ментальной энергией /сырьем сознания/. А коли так, то одна сторона нашей “медали” состоит из трехмерного вещества, а вторая — из бесструктурной ментальной энергии. Это и есть тот самый стык между двух миров, о котором говорилось выше.
Что же происходит на стыке?
Мы знаем, что если деформировать одну сторону плоскости, неизбежно будет деформироваться и вторая.
Следовательно, подвергающаяся бомбардировке веществом вещественная сторона “медали” мозга, деформируясь сама, деформирует и вторую свою сторону — ментальную. И тогда в ментальной энергии, из которой эта вторая сторона состоит, будут образовываться сгустки — в строгом соответствии с характером деформаций и силой ударов. А сгустки ментальной энергии, как мы уже знаем, и есть элементы индивидуализированного сознания: мысли и эмоции.
Итак, по одну сторону “медали” — в веществе нашего мозга — следы деформаций будут фиксировать в себе память, а по другую — в области четвертого измерения — из возникающих сгустков ментальной энергии будет накапливаться Индивидуальное Сознание или наша Личность.
Остается еще один важный момент, требующий прояснения. Уже говорилось, что во Вселенной ничего нет, кроме материи. Причем материи четырехмерной. В нашем же мысленном эксперименте материя как бы расщепляется надвое: по одну сторону — вещество, по другую — сознание. Объективно — в реальностях Вселенной — это, естественно, не так; материя в обоих способах своего бытия едина. А вот субъективно — в восприятии человека — создается именно такое впечатление. Будучи четырехмерным объектом, он живет как некая раздвоенность: вещественное тело — это одно, невещественное сознание — совсем другое. В одних случаях есть между ними связь, в других — возникает непреодолимая пропасть. К примеру, когда человек в обмороке, он, выйдя из него, совершенно не представляет, где все это время находилось его сознание, куда “уходила” его Личность и откуда она к нему “вернулась”? И заметим, кстати, что сколь долго не длился бы обморок, Личность возвращается вся целиком, не растеряв абсолютно ничего, что в ней до “самоволки” было.
Чтобы легче понять все вышесказанное, вернемся еще раз к нашей медали-плоскости. В обычных условиях перебраться с одной стороны плоскости на другую невозможно, не перевалив через ее край. И тогда для того, кто находится на одной из ее сторон, все, что на другой стороне, полностью недоступно — невидимо, неощущаемо, недосягаемо. Так оно и есть на самом деле. Однако в условиях, когда вы имеете дело с так называемой лентой Мебиуса, плоскость — функционально — становится односторонней, хотя — фактически — сохраняет обе свои стороны.
На деле это означает, что вы, находясь на одной из ее сторон, можете попасть в любое место, находящееся на другой стороне, не пересекая край самой плоскости. Иначе говоря, прежде совершенно недоступная для вас противоположная сторона, становится теперь полностью доступной: два мира — и тот, что по эту сторону, и тот, что по ту, — сливаются в единое целое, оказываясь /оба!/ на одной стороне. Стоит добавить, что кроме ленты Мебиуса, существует еще и бутылка Мебиуса, где те же самые свойства проявляются уже не у плоскости, а у объемных объектов.
Нелогично было бы предположить, что первичная материя, способная — через изменчивость — обладать любыми свойствами, не обладала бы свойством, открытым и наглядно продемонстрированным математиком Мебиусом. Особенно в структурах такой сложности, какой достигло вещество человеческого мозга!
И когда мозг работает в нормальном режиме, его двусторонняя “медаль” проявляет себя как односторонняя плоскость Мебиуса, на которой совмещаются и орел, и решка первичной четырехмерной материи — ее бытие в трехмерно-структурированном веществе и ее же бытие в бесструктурной ментальной энергии: то есть 3 + 1 = 4. Когда же рабочий режим искажается /тот же обморок/, вторая — невещественная — сторона “медали” становится временно недоступна. Смерть же — как разрушение вещественной стороны “медали” — делает недоступной первую сторону; и уже не временно, а навсегда.
Слишком просто? Возможно. Однако на деле все может оказаться еще проще. Модели нередко сложнее действительности…
Можно, к примеру, обойтись и без Мебиуса с его лентой. Суть ведь не в “деталях” четырехмерности, а в самой четырехмерности. То-есть, не в “формах” самих событий, а в подоплеке того, что и как происходит.
Представим себе точку внутри кольца двухмерной плоскости. Для всего, что находится в этой двухмерности снаружи кольца, точка будет невидима и недосягаема. Из трехмерности же она открыта и доступна со всех сторон.
Заменим теперь точку биотоками мозга, находящимися внутри некоего воображаемого “кольца диэлектриков” двухмерного мозга. Для всего, что вне кольца, биотоки, находящиеся внутри его, невидимы и недосягаемы. А кроме того, будучи замкнутыми в двухмерности, они, естественно, ограничены тем самым в своих свойствах, как бы свернутых в потенцию.
Однако из трехмерности они и видимы, и досягаемы, и способны проявить в новых условиях (трехмерность) новые свойства и качества. Те самые, которые и проявляют в действительности: потенция развернется в реальность.
Ну а теперь перенесем, по аналогии, реальную трехмерность биотоков мозга в реальность четырехмерности материи.
Как уже говорилось, биотоки мозга (их “вибрация”, “пляска”, смена “рисунков”— неважно, как это в данном случае называть) и есть то самое критическое состояние вещества, когда часть его отрывается (преобразуется) в виде соответствующих сгустков ментальной энергии.
Вещественная их часть, ограниченная условиями вещественного мира, оставляет следы (замки) своей работы лишь в изменениях вещества мозга.
Ментальная же (невещественная) часть невидима и недосягаема из трехмерности. А кроме того, находясь в новых условиях четырехмерности, обретает (развертывает потенцию) новых свойств и качеств. Их суть — отрыв ключей от замков в Центре сознания и уход из Центра в периферийные области.
Но сам отрыв этот есть квазиотрыв.
Ментальные сгустки, отрываясь физически от биотоков мозга, в конечном счете не разрывают связь с веществом мозга, а вливаются в совокупность сознания, уже имеющего неразрывную связь с мозгом. По существу это — лишь переход из одной формы проявления действительности в другую форму проявления все той же самой действительности, которая едина и непрерывна. То-есть, лишь смена форм проявления действительности.
Ведь сам отрыв происходит внутри Центра сознания и, следовательно, внутри сознания. А совокупность сознания связана с веществом мозга. То-есть, одна связь переключается на другую — частная на общую.
В отличие от мозга, умирающего один раз, “смерть” биотоков, как постоянная смена их “рисунков”, происходит ежемгновенно: одна конфигурация распадается, чтобы дать место другой.
Поэтому отрыв ментальной части от вещественной части биотоков мозга есть череда непрерывных “смертей”, общая бессмертность которых сохраняется в бессмертии совокупности сознания, куда и попадают ментальные части биотоков.
Вот так примерно может выглядеть другая модель: разные “детали”, но суть все та же…
Но вернемся к серии моих “мистических переживаний”. Сейчас, думаю, их вполне можно рассматривать, как некий практический эксперимент в рамках нетрадиционного исследования сознания, хотя сам я в то время подобной целью не задавался.
В течении полутора месяцев состояние “пузырька” пустоты, которая объективировала в себе всю, без остатка, мою Личность, повторялось один к одному, без каких-либо изменений. Кроме этой пустоты, осознаваемой как мое Я, больше ничего не было. Ни знаний о себе, ни памяти, ни мыслей, ни эмоций — ровным счетом ничего! Если, как уже говорилось, не считать возможности позволять “пузырьку” медленно всплывать вверх или опускаться вниз — возможности выбора выхода из данного состояния: либо в полноценную явь, либо в сон без сновидений. Причем, о результатах выбора, как и о том, во имя чего его надо или можно делать, также было ровно ничего неизвестно /это всякий раз осознавалось только после выхода из состояния/, а сам акт выбора стимулировался “желанием” /совершенно не то слово, но более подходящего просто нет в языке/ избавиться, освободиться от некоего неясного “усилия”.
Дело в том, что ни тот, ни другой выход не требовал абсолютно никаких усилий: “пузырек” сам обладал склонностью к диаметрально противоположному, в смысле направленности, движению: оставалось только “позволить” ему начать его. Но вот чтобы удерживаться, оставаться в этом состоянии и дальше, требовалось нечто, отдаленно напоминающее невыразимо слабое “усилие”, нечто равнозначное бесстрастной констатации смысла слова “не позволять”. И тогда возникало, вместе с ощущением бытия собственного Я /пусть и выхолощенного до последней пылинки, до последнего “кварка”/, еще как бы подощущение длительности. Не времени, а именно — длительности; такой длительности, в которой ничто не меняется, ничто не происходит. Разумеется, я не мог никак ее контролировать, не мог, по существу, даже ощущать, если брать этот глагол в его буквальном смысле — просто знал, начинал знать о ней все “время”, пока “не позволял” “пузырьку” двигаться.
Именно таково исчерпывающее содержание фактов /точнее, одного и того же, повторявшегося в течение полуторамесячного опыта, факта/.
Ничего необычного, ничего, о чем стоило бы упоминать, не испытывал я и при выходе из этого состояния /за исключением трех-четырех случаев, я выходил вверх, а не — в сон/. Просто одномоментно вновь возникал в сознании и весь мир, как он есть, и я в нем. А открыв в следующее мгновение глаза, убеждался в этом и посредством всех пяти органов чувств, включавшихся одновременно, но явно не вместе с сознанием, а почти тотчас же вслед за ним. Ни удивления, никаких других сопутствующих эмоций тоже не было — ну “расслабился”, а затем вышел из “расслабления”, и все. Обычное, словом, дело… Правда, времени было чуток жалко — уж слишком долго приходилось прорабатывать части собственного тела, пока они одна за другой не исчезали; больше всего было возни с лицом — с окологубными складками, носом и щеками. Я уже говорил — где-то около четырех часов. Потому и начал потом форсировать…
В то время я ничего не знал ни о восьмиричном пути йоги, ни о последней его ступени — Самадхи, как не догадывался и о собственных идеях, зародившихся лишь полтора десятка лет спустя…
Но они прошли, эти полтора десятка лет. И теперь настала пора анализа.
Прежде всего, я (G. Somov) хочу полностью исключить, что якобы оказался в числе тех единичных удачливцев, кому, согласно упоминаниям в книгах о йоге, повезло одним прыжком взлететь на самый верх лестницы, многочисленные ступени которой одолевают лишь самые упорные ценой потраченных десятилетий. Это невозможно хотя бы уж потому, что я не только не занимался в то время йогой, но, фактически, даже не имел о ней сколько-нибудь связного представления. Не сам же Атман, в конце-концов, вознес меня одним махом на самую вершину! Если бы даже он и существовал в реальности…
И все же третья и даже последняя четвертая степень состояния Самадхи практически идентична с теми состояниями сознания, которые я тогда испытал, лежа у себя в кровати. Вот, к примеру, как описано оно в “Философском энциклопедическом словаре”:
“В буддизме Самадхи — последнее звено восьмиричного пути к освобождению, состоит из четырех стадий. 1) сознание занято к.-л. предметом /собственное тело, например/, эта сосредоточенность приводит к освобождению от чувств. желаний, отрешенности и наслаждению чистым мышлением; 2) устранение сомнений, радость и внутренний покой как результат этого сосредоточенного размышления; 3) отрешение и от этой радости, совершенная невозмутимость и освобождение от ощущения телесности; 4) избавление и от этого сознания невозмутимости и освобождения, полное безразличие, ведущее к совершенной мудрости — нирване. В практики йоги — последнее и высшее из восьми средств для очищения и просветления ума, когда ум так глубоко поглощен объектом созерцания, что “забывает” о самом себе, и мышление сливается со своим объектом.”
Когда я (G. Somov) читаю эти строки, то совершенно отчетливо понимаю, что речь идет в точности о том самом состоянии сознания, которое попытался описать выше, но только своими, лишенными налета мистического пафоса словами. Но если бы я решил воспользоваться лексикой Словаря, то вышло бы примерно так: “… совершенная невозмутимость и освобождение от чувства телесности… избавление и от этого сознания невозмутимости и освобождения…” как результат того, что “ум так глубоко поглощен объектом созерцания, что “забывает” о самом себе, и мышление сливается со своим объектом”. И если к этому добавить, что все эти “освобождения” и “избавления” не имели в моем случае ни последовательности, ни длительности, возникая одновременно и сразу; а “объектом созерцания” — не в период существования самого “пузырька” пустоты, а на предшествовавших ему стадиях подготовки — было мое собственное бренное тело, тогда вновь получится то же самое, что я хотел сказать и сказал выше житейски-обыденным языком.
Говорю все это к тому, что я, реалист и скептик, отвергающий с порога любую мистику, испытал вслед за людьми буддизма и людьми йоги то же самое состояние сознания, что и некоторые из них. А это, в свою очередь, может означать только одно: подобное состояние доступно любому Индивидуальному Сознанию человека и является по своему существу рутинным, обыденным делом. В конце-концов, у каждого стоит в спальне кровать, которой он может воспользоваться в этих целях в период очередного служебного отпуска…
А сейчас несколько слов в связи с другими возможными объяснениями природы подобных состояний сознания.
Одно из них — сенсорное голодание. Предположим, что мне удалось добиться столь глубокого расслабления, которое полностью исключило восприятие сигналов внешней среды. Однако многочисленные эксперименты, инициированные в связи с проблемами освоения человеком космоса, однозначно давали прямо противоположные результаты. Сознание испытуемых не только “не исчезало”, а напротив, проявляло бурную специфическую активность, наполняясь остро окрашенными, часто мучительными для человека галлюцинациями, вроде, скажем, типичной для многих подобных случаев картины “разрушения Мира”. И ни одного случая свертывания сознания в некую бесстрастную точку, в “пузырек” пустоты…
Второе из возможных объяснений — различные формы амнезии. Однако при всем их разнообразии, наука никогда не сталкивалась с таким ее видом, когда амнезия могла бы вызываться и заканчиваться по желанию человека. Подобное предположение нельзя назвать иначе, чем нонсенс…
А также вспомним о свойстве Центра сознания человека, благодаря которому всякий из нас воспринимает себя в каждый данный момент — не во всей полноте собственной Личности, а лишь как содержание тех сгустков, которые в нем, в этом Центре, находятся. Напомним также и о процессах перераспределения энергии между сгустками — как управляемых, так и неуправляемых. О том, что мощно накачанные энергией сгустки вытесняют из Центра на периферию сознания обесточенные ими же сгустки; и в качестве ситуации, близкой к пределу, в Центре может остаться один-единственный сгусток, отобравший энергию у всех своих соседей. Причем содержание этого сгустка принципиально может быть каким угодно — в зависимости от обстоятельств, связанных с процессом его накачки. К примеру, состояние экстремальной паники способно изгнать из “головы” абсолютно все мысли и чувства, сведя Личность лишь к ощущению всепоглощающего ужаса…
А теперь вновь вернемся к моим “мистическим переживаниям”, в которых нет ни грана никакой таинственности и которые, с учетом высказанных концепций, становятся предельно ясными и понятными.
Совершенно естественно, что когда я (G. Somov) в течение нескольких часов, ни на секунду не отвлекаясь ни на что постороннее, прорабатывал, часть за частью, собственное тело с помощью одной-единственной мысли “расслабляется и исчезает”, происходила экстремальная накачка этой самой мысли, которая, в конце-концов, вытеснила все остальное и осталась в Центре сознания, так сказать, в гордом одиночестве.
И вот случайный, но, судя по всему, ставший ключевым нюанс: вместо обычных формул, типа “расслабляется и теплеет” или “Я расслабляюсь и успокаиваюсь”, где доминантным является глагол “расслабляюсь”, употреблена была формула, где акцент сдвинут на глагол “исчезаю”. Глагол — не только в качестве половины накачанной мысли, но половины — доминирующей, решающей. Все, что “расслабляется”, расслабляется ради того, чтобы “ИСЧЕЗНУТЬ”. Все — а не только части тела. Это “все” включает в себя и само сознание! И когда после нескольких часов накачки этой мысли исчезли из сознания все части тела, пришел черед и Индивидуальному Сознанию, то-есть Личности. Ведь последние мысленные пассы: от макушки головы — к пяткам, и обратно, имели точкой своего приложения уже не “рука расслабляется и исчезает”, а “Я расслабляюсь и исчезаю”. Оно и исчезло.
В Центре сознания остался лишь один-единственный сгусток — сгусток ощущения завершившегося исчезновения.
Личность была, но исчезла. Исчезла вместе с ней, как неотъемная, неотделимая от нее часть, и сама последняя (по времени) принадлежавшая ей мысль — “Я расслабляюсь и исчезаю”. Остался лишь своеобразный след ее доминантной части “Я… исчезаю”, как результат свершившегося исчезновения всего, что составляло это самое Я; иначе говоря, исчезло индивидуальное содержание Я, его, так сказать “плоть” — сохранилась лишь нейтральная, лишенная каких бы то ни было индивидуальных признаков “оболочка”, общая в своей выхолощенности для всех. Нечто, вроде пустого “мешка”, который хотя и лишился своего содержимого, но может быть вновь наполнен.
Ощущение бытия этой оболочки, этого опустевшего “мешка”, здесь и имеется в виду как “ощущение завершившегося исчезновения” — единственного содержания единственного оставшегося в Центре сознания сгустка. Того самого “пузырька” пустоты (ведь пустота и есть исчезновение), о котором шла речь выше.
Думается, словосочетание “пузырек” пустоты не следует понимать слишком уж буквально, вроде, скажем, зрительного образа самого сгустка. Это всего лишь попытка вербально выразить суть состояния сознания — после ВЫХОДА из него. Когда вернувшееся мышление стремится зафиксировать необычность только что испытанного ощущения в привычных для него конструкциях или формах. Осознать реальность одного мира в реалиях другого. Четвертое измерение через аспекты трехмерности…
Любому ясно, насколько это дохлое дело — пытаться описать в привычных, ранее известных тебе понятиях то, с чем прежде никогда не сталкивался. И все же крайне характерна здесь одна особенность. Предполагая после очередного выхода, что я ощущал себя не столь грубо и прямолинейно — не “пузырьком” пустоты, а как-то тоньше, что ли, как-то, быть может, очень похоже, но все же, скорее всего, иначе, я, тем не менее, сколько не пытался, продолжал всякий раз “видеть” (ретроспективно) одну и ту же картину: некую крохотную, пустую внутри микросферку, движением которой можно было каким-то образом управлять. Логические поиски чего-нибудь более подходящего, чтобы “прояснить память”, неизбежно терпели фиаско: память упорно восстанавливала ту же самую сцену…
То же происходит и сейчас, спустя пятнадцать лет — будто все это было вчера. Плавающий “пузырек” пустоты запечатлелся на редкость отчетливо и прочно.
Парой абзацев выше я упомянул вскользь о двух мирах: мире сознания и мире вещества. Переходы из одного в другой и обратно, безусловно, были частью единой реальности Личности, попеременно оказывавшейся то тут, то там. Однако нет здесь абсолютно никакой мистики, как и самих “мистических переживаний”. При желании и должной настойчивости, вышеописанные опыты может, убежден, — с тем же результатом — повторить каждый. Ибо они обусловлены не мифическими силами пресловутых оккультных наук, а четырехмерностью Материи-Пространства нашей Вселенной.
Да, Личность исчезала. Исчезала полностью. Но исчезала она не вообще, а лишь из Центра сознания, вытесняясь в его периферийные области, где становилась недоступной для того, что мы привыкли понимать, говоря о “внимании”. Однако подобное исчезновение нельзя рассматривать лишь в чисто субъективном плане — оно носит вполне объективный характер. Оно — реальность, суть которой в разрыве связей между Индивидуальным Сознанием человека и его телом, между областью четвертого измерения и трехмерностью вещественного мира. Пустота “пузырька”, осознающая себя как Я, полностью выхолощенное от его индивидуального содержания, есть последняя тончайшая нить, удерживающая Личность от окончательного перехода в четвертое измерение. Оборви ее, и возврат станет невозможным.
Вопрос лишь в том, КАК ее оборвать? Достаточно ли тех условий, которые возникают внутри состояния “пузырька” пустоты, чтобы это можно было сделать? Возможно, если бы — вместо того чтобы “позволить” пузырьку двигаться вверх или вниз — я отослал бы пузырек куда-нибудь “подальше” или, напротив, удерживал бы его на месте неопределенно долго, то последняя связующая нить лопнула бы… Но не зная в тот момент ничего, я, естественно, не знал и того, как это можно сделать. Все совершалось как бы само по себе, включая и мои “позволения”…
Кстати, последнее нельзя было бы объяснить вне механизма выбора, описанного ранее. Напомню суть. Когда мы принимаем какое-то решение, необходимо, говоря упрощенно, выбрать один из сгустков, находящихся в данный момент в Центре сознания. Однако одна мысль не может предпочесть себе другую, так как ни у одной из них нет ничего, кроме собственного содержания, которым она вся, без остатка, информативно исчерпывается; не может — также, как не может, скажем, кусок колбасы выбрать вместо себя командировку в Саратов. Выбирает Личность. Как живая взаимосвязанная динамичная совокупность сгустков — и тех, что в Центре сознания, и тех, что на периферии его. Она-то как бы и стоит за спиной всякого окончательного решения, воздействуя на Центр вектором общего для всей совокупности сгустков информативно-силового поля.
Термины “вектор” и “поле” здесь, разумеется, чисто условны, взяты за неимением других. И вообще, читателю придется привыкнуть к некоторой словесной путанице, которая может создать ложное впечатление о противоречивости одних мест рукописи по отношению к другим. Ну, к примеру, где-то в начале фрагмента говорится о памяти, в то время как в предыдущих фрагментах утверждалось, что память в том виде, как ее обычно понимают, реально не существует. Но ведь когда речь идет о вещах, которым нет соответствующих понятий в языке, выбор становится весьма скудным: либо переосмысление старых понятий с бесконечными оговорками и пояснениями, либо загромождения текста нескончаемой вереницей неологизмов, которые сами по себе ясности тоже не прибавят. Поэтому, в интересах читателя — третье. То-есть переосмысление старых понятий, но без занудных каждый раз оговорок и разъяснений. Это хотя и создаст некоторую тактическую словесную путаницу, но стратегически читатель в конце-концов привыкнет извлекать из нее нужный смысл.
Надо сказать, что сегодня у меня куда меньше сомнений, будто последняя, четвертая стадия состояния Самадхи, как вроде бы утверждают йоги, действительно необратима. И тот, кто вошел в нее в этом мире, выйдет из нее уже в другой мир. Но, конечно же, этот другой мир — не мифический мир вездесущего Атмана, а столь же реальный, как и привычный для нас мир трехмерности вещества, — мир четвертого измерения, мир сознания.
Надо, не без чувства должного уважения, признать, что йога, несмотря на мистическую окраску ее философии, проделала колоссальную работу по практическому овладению определенной частью неисчерпаемых возможностей человеческого сознания. И не будь этой мистической окраски с ее фантастической целью — прервать круг перевоплощений и слиться с Атманом — результаты тысячелетий упорного труда людей Востока, интуитивно понимавших приоритет сознания над веществом, были бы, скорее всего, несоизмеримо грандиознее. А главное — доступными не только для избранных единиц, а для человечества в целом.
Что же касается Самадхи, думаю, оно в практике йоги не исчерпывается лишь тем, что содержится в его описании. За тысячелетия йоги наверняка проверили все мыслимые и немыслимые варианты того способа, которым я, так сказать, расслаблялся, включая, разумеется, и глагол “исчезаю”. Помимо самого состояния исчезновения Личности, в их психике, скорее всего, вырабатываются и какие-то иные компоненты, среди которых, возможно, даже и та самая способность отдать последний приказ, которой у меня не было.
Однако для того, все эти йоговские тонкости, в общем-то, не имеют никакого значения. И вспомнил я о своих давнишних экспериментах лишь потому, что концепции о природе сознания, о которых здесь частично уже рассказано, способны, на мой взгляд, дать достаточно наглядное и простое объяснение, как возникают состояния, подобные вышеописанному. А заодно и лишний раз показать, что нет во всем этом ничего таинственного и мистического. Включая, думается, и возможность сознательно разорвать ту связь между сознанием и телом, как это делает физическая смерть человека. В конце-концов, научиться посылать “пузырек” пустоты туда, откуда он уже не вернется, дело, как говорится, голой техники. Важно лишь знать, что уход последнего сгустка со стыка, разделяюще-соединяющего оба мира, и есть разрыв связи тела человека с его сознанием.
Однако мы не йоги и потому форсировать естественный ход событий было бы, на мой взгляд, по меньшей мере легкомысленно. Где-где, а уж “там-то” мы побывать всегда успеем…
И еще одно.
Конечно же, есть соблазн согласиться с тем, что ощущение, многократно испытанное в те времена, и впрямь, целиком и полностью было тем самым единственным сгустком, который не только начисто вытеснил из Центра сознания все остальное, но и заполнил собой — впритирку! — весь Центр без остатка, как бы слившись с ним в единое целое. Иными словами, “пузырек” пустоты действительно был зрительным образом сгустка. И “видел” я его не со стороны, а — будучи им самим: ведь “видел-то” я его не глазами и даже не мысленно, а тем ощущением, которое было его внутренним содержанием. Отчасти это подтверждается тем, что “плавал” он не в Пространстве, и даже не в Пустоте, а — ни в чем; просто “пузырек”, сознающий свою пустоту как все мое Я, и — ничего больше вокруг. Абсолютно ничего.
Согласиться с этим, повторю, весьма заманчиво, так как это было бы прямым подтверждением верности модели человеческого сознания, как совокупности сгустков ментальной энергии. По крайней мере, лично для автора.
И все же сделать подобный, казалось бы, самонапрашивающийся вывод что-то мешает. Смешно сказать, но — не йокает боковое мышление, будто заснуло, зараза… Я же привык… Да что там “привык” — знаю, когда идея возникла и пришла из недр бокового мышления, никаких сомнений, удивлений, колебаний просто не возникает.
А значит, лучше подождать с выводами. Хватит пока и того, что все, кроме последнего вывода, плотно, без зазоров, сомкнулось вокруг фактического содержания описанных здесь “мистических переживаний”. Убежден, никак иначе их объяснить нельзя…
Несделанный же вывод, помимо прочего, содержал бы в себе возможность для человеческой Личности непосредственно наблюдать — при особых состояниях — части сознания, из которых состоит вся ее совокупность. Или, иначе говоря, видеть — пусть мысленно, но зато без всяких кавычек — реалии четырехмерности. Тем более, видеть столь же отчетливо и ясно, как видишь вещественными глазами вещественные объекты. Именно так полтора месяца кряду видел я этот чертов “пузырек” пустоты…
Попробуйте сами и — убедитесь… Кроме упорства и терпения вам ничего больше не понадобится.
Материя Сознания, Сознание Материи
Георгий Александрович Сомов
Примечание: данная рукопись не закончена, но читатель сможет найти прояснения многих тематических пробелов в отрывках и афоризмах Г. Сомова (приведенных ниже в этой книге).
Г. Сомов начал работать над данной тематикой еще в 70-е годы. В конце 90-х Г. Сомов и П. Сомов поддерживали регулярную переписку и диалог (по электронной почте) на всевозможные философские темы.
В 1998 г. Сомов переехал в США (вместе со своей женой, Ириной Сомовой, вслед за сыновьями П. Сомовым и Ю. Сомовым, которые переселились в США в начале и в середине 90-х).
С 1999 по 2000 Г. Сомов проживал в Питтсбурге, штат Пенсильвания, где П. Сомов находился на докторской стажировке (по психологии). Именно этот период и был охарактеризован относительно интенсивным обсуждением нижеприведенных идей между Г. Сомовым и П. Сомовым. Стоит заметить, что Г. Сомов и П. Сомов, несмотря на согласие по многим вопросам, во многом и не соглашались. Именно с этой целью, ради контраста, и приведена работа П. Сомова, История Будущего Большого Взрыва.
Полную версию книги (Kindle Edition) можно приобрести на www.amazon.com